«Статус Брэда», «Мадам», «Мама!» Разбор новинок кинопроката с Алисой Таёжной

Даррен Аронофски снова пытается объяснить мир

Молодая блондинка (Дженнифер Лоуренс) просыпается в пустом доме и ищет своего мужа (Хавьер Бардем). Пара переехала подальше от обезумевшей толпы в дом мужа, который сгорел почти дотла: его жена, архитектор, восстановила и достроила дом, а сейчас мечтает о прибавлении в семье. Такого же желтого цвета, что и краска на стенах, ее порошок, который она пьет каждый день против тревоги. Муж и жена мало общаются откровенно и еще реже занимаются сексом: он поглощен собой, она думает, как ему угодить. Однажды вечером на пороге появляется пожилой мужчина (Эд Харрис) — как выясняется, фанат поэта, а следом за ним — его прямолинейная и лезущая не в свое дело пьющая жена (долгожданная Мишель Пфайффер в роли настоящей дьяволицы). Они остаются надолго, ко всему тянут руки и делают немыслимые для гостей комментарии. И пока героиня Лоуренс волнуется, почему любимый муж никак не выгонит этих неприятных людей за порог, мы получаем все больше доказательств, что виной этому — нарциссизм, гигантское эго и прокрастинация перед следующей книгой. Но это только на первый взгляд. Как всегда у Аронофски, дом — не просто дом, желтый — не просто желтый, а банан — не просто банан.

Взгляд Даррена Аронофски на мир не сильно изменился со времен освистанного «Фонтана» — то же самое рассказывается в «Маме!». Мужчина-эгоцентрик и женщина-жертвовательница, стихия и почва, хаос и поддержка зарифмованы в стереотипной паре Лоуренс и Бардема. Аронофски берет партнершу Лоуренс на главную роль (режиссер тоже почти вдвое старше актрисы), чтобы объяснить на примере пары природу любви, веры, привязанности и творчества — звезда «Голодных игр» наконец получает первую роль с разрывом аорты и бронзовеет на глазах, что ей откровенно не к лицу. Выбор профессий героев тоже на поверхности: поэт, само собой, «творит» и заводится из-за всяких мелочей, архитектор лапидарно отстраивает убежище с вниманием к каждой детали.

С первых кадров нас встречает старый добрый триллер с гендерным подтекстом: в стенах бьется сердце, ожидание беременности зарифмовано с бесконечной дурнотой, женское беспокойство сталкивается с мужской отстраненностью. И если первая треть фильма — это действительно привет Полански, то ближе к середине начинается эрзац-Бунюэль — в исполнении, напомним, автора «Реквиема по мечте». Российский кинокритик Станислав Зельвенский очень точно назвал происходящее в «Маме!» вставанием на табуретку: Аронофски берется объяснить законы мироздания в духе Коэльо, Баха и Сент-Экзюпери — такие вещи принято, сильно перебрав, загонять молодоженам во время свадебного застолья. Когда во время таких тостов говорят об отношениях человека и бога, хочется и вовсе бежать без оглядки — Аронофски дотягивается и туда.

О «Маме!» докладывали с Венецианского фестиваля, что его успели освистать и превознести: вне фестивального контекста совершенно непонятно, по какому поводу — обожать и ненавидеть здесь по-настоящему нечего. Скорее, тебе неловко, что застаешь режиссера за очень интимным и очень посредственным занятием типа медицинского обследования, мастурбации или молитвы. Фильм получился до смешного нелепый и старомодный — в том смысле, что создатель, 50-летний белый мужчина, все еще трогательно считает, что мир крутится вокруг его воображения и его взгляда на вещи. Аронофски самоотверженно экранизирует справочник «Все философские идеи за 20 минут», выдавая их за видение — и от спасительной иронии его лучших фильмов здесь не остается ничего: все накрывает Ноев ковчег. В этом «Мама!» невероятно перекликается с прошлогодним Терренсом Маликом («Путешествие времени»), где Mother! тоже было самым часто повторяемым словом при беседе режиссера с абсолютом. Каким-то из этих бесед зрители просто не нужны.

Смотреть? Нет (если вы не фанат Аронофски)