Борис Куприянов — о Никитских Воротах и Брежневе, который помешал строительству ТАСС Интересные люди в Москве и Петербурге говорят с The Village о своих любимых местах в городе
На The Village вернулась рубрика «Любимое место». Каждую неделю известные горожане рассказывают о своих любимых местах в Москве — и если раньше это были только бары и рестораны, то теперь мы позволяем героям выбирать абсолютно любые близкие им точки в городе. Для этого выпуска соучредитель книжных магазинов «Фаланстер» и идеолог «Альянса независимых издателей и распространителей России» Борис Куприянов прогулялся с The Village по площади Никитские Ворота и округе.
Мне нравятся не столько Никитские Ворота, сколько пространство вокруг: Никитский бульвар, бывшая улица Герцена (сейчас Большая Никитская). Исторически сложилось, что это такое московское место, которое очень трудно испоганить, что, кстати, редкость в Москве. Долго портили и испортили Мясницкую площадь, испортили небоскрёбами Мосфильмовскую улицу, Замоскворечье долго делали — и тоже испортили.
А здесь даже здание ТАСС ничего не портит. Изначально оно вообще должно было быть в два раза выше. Но тогда оно загородило бы вид из квартиры Брежнева на бывшей улице Щусева. Прораб, который это вовремя заметил, подсуетился и остановил строительство. Вот ТАСС и стоит недоделанный — такой потрясающий уродец. Но он как-то абсолютно вписан сюда и не мешается. А чудовищная фреска с Пушкиным и Натали, а памятник лужковский (назовём это «фонтан-ротонда») — даже это не изуродовало площадь.
Так получилось, что вся моя жизнь проходит около Никитских Ворот. Когда я был совсем маленький, то дружил с ребятами, жившими в разных частях Москвы. Каждую субботу мы встречались на Никитских Воротах и гуляли до «Маяковской». Здесь есть какая-то интимная московская теплота и нежность. Это место поглощает в себя всё и при этом остаётся собой. Оно и очень современное, здесь постоянно происходят какие-то события, которые никак не мешают пространству: с гранатными палатами Малюты Скуратова соседствуют «Джон Донн», «Жан-Жак», «Дети Райка». Если у меня есть свободное время, допустим, раз в неделю я обязательно захожу в местный «Джон Донн».
Ещё очень важно, что это — книжное во всех отношениях место. Храм «Большое Вознесение», связанный с Пушкиным, дом Алексея Толстого; дом, где умер Гоголь; Дом Полярников. На улице Герцена была лавка имажинистов. Так что, когда мы делали ярмарку «Бульвар читателей» в рамках Дня города, мы осознанно выбрали местом проведения Никитский бульвар.
За 13 лет с момента открытия «Фаланстера» многое изменилось. К середине нулевых в Москве почти не осталось маленьких независимых книжных магазинов. Сейчас они есть и появляются новые. В провинции тоже стали появляться хорошие магазины. Закрываются, в основном, сетевые книжные. Правда, в связи с введением торгового сбора будут закрываться и маленькие, как недавно закрылись два магазина «Додо».
Все эти проблемы связаны с непониманием того, что такое книжный магазин и его роли в городе. Книжный магазин — это такое же место, как и кафе, как музей, как пивная, та же самая часть городского ландшафта. Люди приходят в продуктовый не потому, что это является ритуалом. Мало кто приходит полюбоваться изысканным товаром, разве что в «Азбуку Вкуса». Но и там теперь изысканных товаров нет, так что это бессмысленно. А в книжном человек проводит значительно больше времени, он общается с книгами, происходит внутренний диалог, поэтому это больше похоже на кафе или музей. Библиотека должна играть такую же роль. И везде в мире библиотеки — важнейшее место в культурном ландшафте. Потрясает, когда в субботу вход в библиотеку Роттердама похож по трафику на вход в метро. Я по этому поводу даже снимал 15-секундный фильм, стоял перед входом и снимал. Есть, конечно, такие места и у нас: Artplay или «Винзавод», куда люди приходят без всякой надобности.
С таким тёплым чувством, как к Москве, я, наверное, больше ни к какому городу не отношусь, потому что подолгу нигде не жил. Но очень люблю Белград, Стамбул, Лондон и Нью-Йорк. Белград, например, не столь интересен архитектурно, но это европейский город образца 70-го года для прогулок. Там пенсионеры утром собираются вместе, читают газету «Политика» и пьют чашку кофе в течение трёх часов. Очень важно: узнать город можно, только фланируя по нему.
Город — это, вообще-то, люди. Некоторое сообщество людей, не важно, живут они в нём сейчас или жили сто пятьдесят лет назад. Не важно, москвичи они в пятом поколении или нет. Сейчас в городе нет москвичей больше, чем в третьем поколении. При этом Москва — это не прописка и не крепостное право. Такие главные москвичи, как Гиляровский, родились не в Москве и до конца жизни говорили с лёгким акцентом. Москвичом абсолютно не обязательно рождаться. Это может быть даже в какой-то степени вредно. Изучение города может быть более важной практикой, чем бирка из московского роддома.
Москва — это не прописка и не крепостное право. Москвичом абсолютно не обязательно рождаться. Это может быть даже в какой-то степени вредно
Из ныне живущих писателей нежно чувствует и поёт Москву Владимир Сорокин, который родился, кстати, не в Москве, а сейчас живёт во Внукове. Ещё Александр Терехов и Андрей Левкин, тоже немосквичи.
Люди разучиваются читать. Они не понимают, зачем это нужно. В других городах можно вспомнить целые книжные кварталы: например, набережную букинистов в Париже или фактически весь Латинский квартал. Такие же книжные места есть в Иране, Лондоне, Индии, Китае, Стамбуле. Проблема в том, что мы живём в очень негуманитарной и очень немодернистской стране. А книга связана именно с гуманитарными ценностями и с модернизмом, поэтому у нас ей тяжелее всего.
В зависимости от того, что мы хотим от страны, следует делать что-то с чтением или нет. Неважно, читают люди книги в бумажном виде или электронном. Книга в нынешней ситуации — это одно из немногих средств, которые учат анализировать и критически мыслить, то есть распознавать знаки. Неумение распознавать знаки говорит о низком культурном, гуманитарном и образовательном уровне москвичей. Фактически — об отсутствии у них будущего.
Мы можем построить двадцать восемь Сколково, но если не будет здорового отношения к тексту, то очень трудно будет чего-то добиться. Есть ещё и прямая зависимость между процентом людей, страдающих болезнью Альцгеймера, и процентом читающих. Работа мозга отдаляет проблемы со здоровьем. Есть и другие подобные практики, например математический анализ. Или знание и понимание классической музыки, но это уже изысканно. А чтение подвластно любому человеку.
Чтобы прочитать целиком, купите подписку. Она открывает сразу три издания
месяц
год
Подписка предоставлена Redefine.media. Её можно оплатить российской или иностранной картой. Продлевается автоматически. Вы сможете отписаться в любой момент.
На связи The Village, это платный журнал. Чтобы читать нас, нужна подписка. Купите её, чтобы мы продолжали рассказывать вам эксклюзивные истории. Это не дороже, чем сходить в барбершоп.
The Village — это журнал о городах и жизни вопреки: про искусство, уличную политику, преодоление, травмы, протесты, панк и смелость оставаться собой. Получайте регулярные дайджесты The Village по событиям в Москве, Петербурге, Тбилиси, Ереване, Белграде, Стамбуле и других городах. Читайте наши репортажи, расследования и эксклюзивные свидетельства. Мир — есть все, что имеет место. Мы остаемся в нем с вами.