Верующие учёные — о знании и вере The Village поговорил с астрономом, математиком и филологом об их исследованиях и вере в бога

Наука и религия, на первый взгляд, несовместимые понятия. Кажется, что сложно верить в бога, обладая обширными знаниями о человеке и устройстве мира. Тем не менее верующих учёных всегда было немало. К ним, например, можно причислить Галилео Галилея, Исаака Ньютона, Томаса Эдисона и Альберта Эйнштейна. Последний даже говорил: «Каждый серьёзный естествоиспытатель должен быть каким-то образом человеком религиозным. Иначе он не способен себе представить, что те невероятно тонкие взаимозависимости, которые он наблюдает, выдуманы не им».

The Village встретился с верующими исследователями разных научных областей и узнал, как в их жизни совмещаются вера и знания.

Через какое-то время я воспользовался приглашением той женщины и отправился по указанному адресу. Это была протестантская церковь, там я впервые услышал Библию и получил ответы на многие вопросы. Кроме того, рядом оказались люди, готовые прийти мне на помощь. Именно там я нашёл ответ на свой вопрос и понял, что бог сотворил человека для славы своей и каждый должен задуматься, чем он прославляет бога. Позже эта церковь распалась, мы разошлись по евангельским церквям, и я попал в одну из них, церковь евангельских христиан-баптистов на «Войковской». Сначала я играл на гитаре в молодёжной группе, с которой мы ездили с христианскими песнями по церквям и детским домам, потом был молодёжным лидером, а в 2006 году меня рукоположили на дьяконское служение. Сейчас я помогаю новым прихожанам, веду группу по подготовке к крещению и работаю с группой глухих, для чего выучил их язык. Также я совмещаю служение с научной работой. 

В церкви я бываю по воскресеньям, иногда заезжаю в течение недели, на работе — утром и днём по будням.

Принципиальное отличие евангельской церкви от православной заключается в том, что центром богослужения в первой является проповедь, в которой объясняется значение Библии, объясняется слово божье. В православных же храмах и литургия, и богослужение ведётся на непонятном для многих старославянском языке, что никак не помогает приблизиться к Писанию.

Это только на первый взгляд кажется, что занятие наукой и вера в бога — вещи взаимоисключающие. Просто у них разные ниши: наука ориентирована на материальное, а вера — на духовное. Религия не изучает движение планет или ядерные реакции в звёздах, а наука никогда не объяснит, что такое жизнь. Поэтому среди известных учёных, столпов науки, немало верующих людей. Так, Исаак Ньютон считал своими главными трудами богословские, а отнюдь не открытия в математике и физике. Майкл Фарадей, первооткрыватель электромагнетизма, не только читал лекции в Королевском институте, но и проповедовал в церкви и среди студентов.

Моё видение устройства мира ничем не отличается от современного научного представления. При этом я верю, что мир создан богом. К примеру, теория Большого взрыва (хотя  фактически это гипотеза, а не теория) не противоречит Библии, которая говорит, что Вселенная имеет начало. И бог, сотворив всю вселенную и время, находится вне времени и пространства, он живёт не на небе физическом, а на небесах духовных, это своего рода иное измерение. Поэтому на космическом корабле к нему не долететь. И не надо: он обитает рядом с нами, будь мы на Земле, Луне или в другой галактике.

Мы привыкли наделять всевышнего свойствами человека, но он не обязательно должен иметь какую-то физическую сущность. Это объект, который занимает всё пространство во Вселенной, для которого нет прошлого, настоящего и будущего, он видит всё сразу. Неверно думать, что он сидит и решает, как чему быть. Это непрактично: мир устроен эффективно, в его развитии уже заложены карательные и поощрительные функции.

Сейчас я работаю в области математического моделирования природных и техногенных катастроф, а также пишу книгу «Доказательство аллаха (господа). Научно обоснованный ислам». В ней я излагаю свою теорию устройства Вселенной с точки зрения законов термодинамики и принципа энтропии. Моя работа уже была подготовлена к выпуску, но я решил изучить и другие религии. Если коротко, то я пришёл к выводу, что в расширяющейся Вселенной идёт непрерывный рост энтропии, хаотичности. Но там же существуют вихревые островки с пониженной энтропией, которые в астрономии называют спиралями, в них и зарождается жизнь.

Наука и религия не противоречат друг другу, это взаимоисключающие и дополняющие друг друга понятия. Вера и достоверное знание составляют полноту наших представлений о мире: то, чего мы не знаем достоверно, принимается на веру, и наоборот. Этот вывод вытекает из принципа дополнительности датского учёного, одного из создателей современной физики, Нильса Бора. Он сформулировал такое правило: существующие языки не позволяют однозначно определить явление природы, для этого нужно взять по крайней мере два взаимоисключающих понятия, несовместимых в рамках обычной логики.

Печально, что сейчас наука и религия разошлись, ведь друг без друга их ждёт неминуемый кризис. Наука поступает на службу бездушной цивилизации производства материальных благ, в которой человеку не осталось места. Кризис религий проявляется через фанатизм. Так что учёный без веры — слуга дьявола, а верующий без доказательных знаний — фанатик. Пример тому — запрещённая группировка «Исламское государство» (организация запрещена на территории России. — Прим. ред.), в которой смешаны фанатизм и грязная политика. Поэтому я считаю, что религиозные деятели наряду с теологическим образованием должны получать светское, чтобы не стать источниками радикальных идей.

Ни сам переход в гуманитарии, ни моя сегодняшняя деятельность никаким переломом для меня не стали. Переломом была перестройка и новая Россия, возможность зарубежных грантов и стажировок. Появился шанс заниматься своим делом не под прикрытием инженерной работы и не в форме диссидентства. Пребывание вне гуманитарной сферы в советские времена уберегло меня и от ненужной научной фронды, и от той платы за звание советского гуманитария, которая сломала не одну судьбу. А пребывание в иудейской среде уберегло меня от каких-то духовных ломок, свойственных интеллигентам, которые потратили десятилетия на индуизм, буддизм, христианство и какие-то либеральные формы иудаизма.  

Изучение точных наук никак не повлияло на моё представление о боге. Подобные вопросы могут возникать только у чистых гуманитариев; для нас же, представителей точных наук, наука и религия абсолютно не противоречат друг другу и существуют параллельно. Наука — это постоянное получение знания в условиях обязательного недостатка информации, а религия исходит из того, что модель мира известна. В иудаизме мы рассуждаем так: всевышний дал десять заповедей, и на этом разговор закончен. Что это за дни, мы не знаем, нас там не было. Поэтому мы начинаем осознавать себя с момента появления Адама, а остальное — вера.

Кстати, многие учёные пытаются описать эти дни согласно представлениям современной физики. Есть много таких работ, но это лишь попытка преодоления своего духовного кризиса, осознание которого пришло с пониманием всесильности всевышнего и ограниченных возможностей творца науки — отдельного человека и даже человечества. Приведу забавный пример: однажды я был свидетелем того, как женщины сдавали экзамен по Книге Руфь, и одна из них — врач — сказала раввину: «Я знаю, почему обрезание делается на восьмой день. Дело в том, что к этому времени в организме в достаточном количестве образуются тромбоциты. Если делать обрезание раньше, начнётся сильное кровотечение». Это было на 12-м этаже большого бетонного здания, и в тот момент я своим внутренним взором увидел раввина где-то в районе подвала. 
В общем, надо было спасать душу раввина, и я сказал ему: «Рав, что вас так волнует? Всевышний сделал так, что тромбоциты в нужном количестве образуются именно на восьмой день». И недоразумение разрешилось.

Когда произносят фразу «В начале бог создал», задают вопрос: «Что такое начало?» Но вы же не спрашиваете, что такое нуль. А между тем в математике вокруг нуля существует такое пространство, которое называется идеал. Вот так же и всевышний создал нас для того, чтобы у него был диалог с кем-то, потому что абсолют может быть абсолютом только по сравнению с чем-то. Поэтому наши ритуалы и обряды ему не нужны, это вопрос нашего ощущения. Если человеку из плоти и крови это нужно — пожалуйста, но можно и без этого.

Но молитвы у нас важны, они обязательны в любой день. В иудаизме существует Судный день Йом Кипур. Смысл этого суда можно понять и без постижения глубин учения. В конце года и начале следующего у нас бывает десять дней между Новым годом (Рош Ха-Шана) и Йом Кипуром, когда решается судьба на весь следующий год. Цикл отчёта перед всевышним у нас годичный, а не безмерный: если я прошу дать мне прожить следующий год, это означает, что за предыдущий я не нагрешил настолько, чтобы всевышний меня прибрал. А если я прожил текущий год, значит, я не настолько нагрешил в позапрошлом. Поэтому человек иудейского вероисповедания находится в состоянии постоянной самооценки, в ожидании результата. Ты один на один с судьёй, это и есть глубинная этика иудаизма.

Никаких преследований за своё вероисповедание я не испытывал. Я не лез в КПСС и соблюдал наш древний закон: «Закон государства — закон». Границы я знал и сознательно их не нарушал, поэтому и не пошёл в гуманитарии сразу. Правда, однажды, когда я работал в Институте хроматографии, меня увидели у синагоги и нажаловались директору. Он вызвал меня и сказал: «Не попадайся дуракам на глаза. Я сам мать в деревенской церкви хоронил».

Наш институт находился около синагоги, и позже, когда командиры институтских оперотрядов меня там видели, ничего не происходило. Более того, как-то раз наш проректор по хозяйству застал меня с друзьями за работой перед синагогой ради получения дефицитной тогда мацы. Поняв ситуацию, он, русский человек, сказал: «Закончите, положите это всё в кладовку и заберите вечером после занятий».

Нашему поколению повезло: когда стало можно всё, у нас ещё были силы, желание и здоровье. Поэтому я не могу говорить ни об особых страданиях, ни об особом упорстве в своей еврейской жизни. Может быть, повезло, но и всевышнему это было зачем-то надо.

В те времена в обществе существовал стереотип о том, что в храм ходят только невежественные люди, а наука, напротив, помогает порвать с религиозными предрассудками. Я тоже об этом задумывался, и вопросов у меня было много. Например, я не мог понять, как бог сотворил мир словом за шесть дней, поскольку не понимал тогда, что библейский текст — особый. Его задача заключается не столько в том, чтобы донести информацию, сколько в том, чтобы подействовать на того, кто вступает во взаимодействие с ним и в конечном итоге — с богом. Поэтому если мы к нему подходим как к обычному тексту, то многого не видим.

До какой-то степени понять процесс творения мира богом при помощи слова своего из ничего помогает аналогия с математикой. В XIX веке она обрела фундамент в виде теории множеств Георга Кантора, и примечательно, что в ней процесс построения математического универсума удивительно напоминает процесс творения мира, описанный в Библии. Как господь творит ничто, а затем уже из него — весь остальной мир, так и математик сначала создаёт пустое множество, а затем уже из него возникает весь математический универсум. Я думаю, именно это сходство позволяет так эффективно описывать нашу реальность с помощью математических моделей.  

К науке вопросы у меня тоже были: я не мог поверить в главное утверждение атеизма о том, что всё лишь материально и больше ничего нет. Ведь если это так, то и меня нет, ведь психика — это лишь функция молекул, которые случайно собрались в человека. Но интуитивно мы чувствуем, что это не так, что есть какая-то значимость в нашей жизни. В каком-то смысле это подтверждает физика, в частности квантовая механика и теория относительности, которые появились в XX веке. Благодаря им стало понятно, что мир не так наивно материален, что элементарные частицы больше напоминают некие психические сущности, нежели физические. Дело в том, что сама физическая реальность — в определённом смысле живая, она реагирует на наши поступки, а это задаёт высокую меру ответственности каждого человека за свою судьбу. Причём замечательно, что даже только само наличие возможности «подсмотреть» поведение системы, измерив те или иные её параметры, радикально меняет её поведение, как это ярко демонстрируют, например, эксперименты с отложенным выбором или квантовым стиранием.

Когда мы начинаем смотреть на мир внимательнее, мы начинаем понимать, что творец существует, а то, что мы его не видим, — это часть его же замысла. Как писал Блез Паскаль (французский математик, физик и философ. — Прим. ред.), «всё вокруг, не являясь прямым подтверждением или отрицанием бытия божия, тем не менее внятно вещает, что он есть, но желает себя сокрыть. Всё свидетельствует об этом». И слово «вера», кстати, происходит не от «верить», как сейчас принято считать, а от «верности». Вера в библейском смысле слова есть определённого рода отношения между богом и человеком: я что-то делаю в жизни, а господь мне отвечает, но не тем, что отверзаются небеса и глас божий вещает мне, а тем, что меняются обстоятельства моей жизни.

Я принял решение стать священником в 30 лет, когда неожиданно умер мой отец. На следующий день после того, как его не стало, я проснулся и понял, что жить стоит только ради того, что не исчезает со смертью. После этого я поступил в семинарию, затем был рукоположен и служу вот уже 23 года. С каждым прожитым днём я убеждаюсь в том, что это было самое главное решение в моей жизни, я всё острее переживаю полноту бытия и божье присутствие в своей жизни — собственно, то, что на библейском языке именуется блаженством.