Зарубежные учёные — о российской науке и жизни в Москве The Village поговорил с живущими в России зарубежными учёными о московских буднях, культурных различиях, суровой зиме и укропе

Утечка мозгов за рубеж — до сих пор большая проблема в России. По данным «Левада-центра», почти каждый четвёртый россиянин с высшим образованием подумывает об эмиграции. При этом считается, что иностранцы не воспринимают нашу страну как привлекательное место для проведения исследований и реализации крупных научных проектов — всему виной плохая инфраструктура и слабое финансирование. Кроме того, напряжённые отношения с Западом не способствуют улучшению имиджа Москвы. The Village разыскал иностранных учёных и исследователей, которые отважились приехать работать в Россию. Они подробно рассказали о суровой московской зиме, удивительных русских и влиянии санкций на развитие отечественной науки.

Сейчас я занимаюсь двумя крупными исследовательскими проектами. Один касается того, как мы можем более ответственно относиться к бизнесу, думая о материальных объектах. Например, кофейня может вести ответственный бизнес, обращая внимание на то, у кого она покупает кофе. Я написал книгу, посвящённую этому вопросу, она сейчас находится на рецензировании. Второй проект связан с природой денег. Мне кажется, что взаимозаменяемые валюты способствуют тому, что люди не задумываются о моральных последствиях их работы и инвестиций, я бы хотел это изменить.

Я читаю новости и вижу изменения в отношении россиян к иностранцам. В некоторых вузах у иностранных сотрудников были проблемы. Но в этом плане у Высшей школы экономики есть определённая автономия. То есть я бы удивился, если бы подобные проблемы возникли у иностранных преподавателей и учёных из ВШЭ. В целом мне кажется, что для российской науки пагубны не столько санкции и текущая политическая ситуация, сколько экономический кризис. Можно, конечно, спорить о его природе и причинах, тем не менее из-за падающего рубля сокращаются бюджеты на иностранные поездки и снижаются зарплаты.

Российские вузы не могут себе позволить платить талантливым иностранным учёным столько, сколько бы они получили в других странах. В итоге такие специалисты выбирают другие университеты за рубежом. Ещё хуже то, что труд российских учёных оплачивается плохо. Но в то же время мне предоставляют достаточную свободу в сфере исследований, я многому учусь, и у меня прекрасные друзья в Москве. Более того, я всё ещё надеюсь сделать что-нибудь полезное для России, пока я здесь. Поэтому я останусь в стране хотя бы ещё ненадолго. 

Я приехал в Москву год назад по приглашению факультета психологии Высшей школы экономики. До этого работал в разных университетах в США. Последнее место работы — Государственный университет Нью-Йорка (Колледж оптометрии). Там я занимался исследованиями по моей основной специальности — психофизика, компьютерная и математическая психология.

Я начал путешествовать по миру после защиты диссертации в Токийском институте технологий. Мне хотелось получить международный опыт, для учёного это очень важно. Когда я был в США, то начал присматриваться к другим вузам в разных странах, в том числе и в России. Будучи волонтёром в международном отделе Университета Пердью, я общался и с русскими студентами — они произвели на меня очень хорошее впечатление. Когда на мою заявку ответили из ВШЭ, я приехал на интервью и получил здесь работу.

Не могу сказать, что у меня был культурный шок, когда я приехал в Россию. Я и до этого жил за рубежом, кроме того, много общался с людьми из разных стран. Были, конечно, вещи, которые меня удивили. Например, поведение людей в метро. На меня произвело впечатление, что, когда моя беременная коллега заходила в вагон поезда, сразу находился мужчина, который уступал ей место. Причём он делал это с каменным лицом, не улыбался. В Японии тоже уступают место беременным женщинам, но в России это происходит всегда и очень быстро, стоит только женщине зайти. Что касается характера русских, то я нахожу много общих черт с японцами. Мы также не показываем свои эмоции на людях, но если дружим с человеком, то можем быть очень открытыми. Если кто-то жалуется на русскую бюрократию, то я ему говорю, что он мало знает о том, как с этим обстоят дела в Японии.

Сейчас я занимаюсь исследованиями и преподаю две дисциплины «Визуальное восприятие и внимание» и «Научный семинар». Во время «Научного семинара» рассказываю студентам о том, как проводить исследования, какими методами пользоваться, как писать научные работы и как заниматься компьютерным программированием. Все занятия веду на английском языке, русский у меня пока слабый. Могу купить себе что-то в магазине, найти дорогу, но в ближайшее время планирую ходить на курсы, чтобы подтянуть язык. Большинство студентов справляются и понимают всё, что я рассказываю. Иногда бывают сложности, но, мне кажется, они часто связаны с моим сильным японским акцентом.

Я недавно здесь, но не вижу большой разницы в процессе преподавания в России и в других странах. На мой взгляд, подходы те же самые. Что касается российской науки, то она сейчас сталкивается с теми же проблемами, что и наука за рубежом. Попытка измерить эффективность учёного с помощью индексов и рейтингов — общая тенденция. Насколько это правильно — другой вопрос.

Не могу сказать, что санкции и общая международная напряжённость как-то сказались на науке. Не встречал и негативного отношения к иностранцам. Вот японцы по-настоящему консервативный народ, который сложно принимает новых людей у себя. В этом отношении с нами сложно соперничать. Например, моя тётя живёт в одном городе уже около 50 лет, её родители тоже там жили. Но некоторые местные жители всё ещё не воспринимают её как свою.

Сейчас я занимаюсь двумя исследовательскими проектами, посвящёнными восприятию человеком трёхмерных предметов и компьютерному моделированию восприятия. Мир, который мы видим, отражается в наших глазах. Большинство предметов в мире трёхмерные. Они отражаются на сетчатке наших глаз в виде двухмерных изображений, а потом мозг снова трансформирует эти изображения в трёхмерные, и мы видим мир таким, какой он есть на самом деле. Я изучаю именно процесс этой трансформации. Я приехал сюда, так как научные исследования становятся всё более международными, а вопрос, где ими заниматься, — менее актуальным. Мой контракт рассчитан на три года, потом его могут продлить на такой же срок. Думаю, что я останусь здесь на ближайшие несколько лет. Мне нравится работать в вузе, мой работодатель даёт мне свободу действий, так что я доволен.

Я живу в Москве уже три года. Когда приехал в Россию, сразу понял, что это Европа. И мне культурно ближе человек из Оренбурга или Петербурга, чем житель Хельсинки. Конечно, было и то, что поразило. Например, кухня: я не люблю укроп, а у вас его добавляют во многие блюда. Ещё я обратил внимание, что русские в целом очень жизнерадостные и весёлые, особенно в хорошую погоду. Но иногда они могут впадать в депрессивные состояния, печаль и тоску. Мне кажется, что в последние лет 20 русские стали более недоверчивыми друг к другу. Наверное, сказывается разочарование от того, что произошло в 90-е годы в политике и обществе. Другой аспект, который поразил, — это сильный бюрократизм, но его и в Италии хватает. Могу сказать, что я люблю Россию, потому что иногда она меня бесит так же, как и моя родина.

В России много хороших историков и интересных историографических работ. Но здесь начались процессы, которые характерны и для Италии: сокращение бюджетов и другие реформы отрицательно влияют на университеты и на науку в целом. Если преподаватель или научный работник получает мизерную зарплату, он не будет работать хорошо. Когда учёный ориентируется только на количество статей, повышение индексов и рейтингов, заполнение всяких бумаг, эффективность его работы только снижается. Это лекарство убивает пациента. На мой взгляд, конкуренция в науке невозможна, она негативно влияет на научный процесс. Кроме того, большое влияние оказывает экономический кризис. Чиновники хотят интернационализации образования, но без денег нет мотивации.

Что касается отношения к иностранцам в обществе, то с проблемами я не сталкивался. Конечно, я чувствую некоторые изменения, но в основном общаюсь с адекватными людьми. Иногда встречаются те, кто пытается дискутировать о Европе и «царстве свободы». Но мне есть что им ответить.

Впервые я приехал в Москву в 14 лет и провёл в тогдашнем Советском Союзе неделю. Посетил Большой театр и много других достопримечательностей. Это произвело на меня большое впечатление. В Объединённом институте ядерных исследований в Дубне я побывал уже в более сознательном возрасте, в 1984 году. В то время я был простым аспирантом и приехал по обмену на три месяца как член делегации из тогдашнего ГДР. Я понимал, что это очень важно для моей будущей карьеры — в Дубне я мог наладить контакты с учёными и получить первоклассный опыт в одной из ведущих лабораторий ядерной физики и физики элементарных частиц. Потом я стал регулярно ездить туда один-два раза в год по работе. В 2001 году научный совет Объединённого института ядерных исследований в Дубне назначил меня заместителем директора лаборатории теоретической физики. В этой должности я работал здесь до 2007 года. Сейчас у меня другая позиция, я совмещаю работу в Дубне с преподаванием в Университете Вроцлава в Польше. Приходится постоянно ездить туда и обратно, в России я провожу около двух месяцев в год.

Когда я приехал в Россию, не могу сказать, что меня что-то сильно поразило. Дело в том, что я вырос в ГДР и был хорошо знаком с русской культурой. Русский язык был для меня первым иностранным языком, который я стал изучать, — занимаюсь им с десяти лет. У меня это хорошо получалось, и я часто выигрывал на олимпиадах. Кроме того, как представитель Восточной Германии я ходил на собрания организации русско-немецкой дружбы, основной задачей которой было познакомить немцев с русской культурой. У нас регулярно проводились чаепития с пряниками и самоваром, так что у меня с самого детства сформировалось впечатление о России и её традициях.

Сейчас в Институте ядерной физики в Дубне я занимаюсь несколькими проектами, один из которых — коллайдер НИКА, направленный на изучение кварк-глюонной плазмы. В нём проводятся эксперименты для изучения физики элементарных частиц. У этого проекта очень хорошая репутация. Недавно мы позвали самых именитых физиков со всего мира, чтобы они написали работы, объединённые названием «НИКА Белая книга» (NICA White Paper). Мне кажется, что эта инициатива ещё раз привлекла внимание к тому, что происходит в мире российской физики.

Я считаю, что физики из России до сих пор обладают большим авторитетом в международном сообществе, их ценят и уважают. Конечно, ни для кого не секрет, что после падения железного занавеса происходила утечка мозгов и многие блестящие советские физики нашли себя на Западе. Безусловно, это большая проблема, но нельзя сказать, что российская наука переживает упадок. Я вижу многих молодых учёных в России, которые приходят в физику с большим энтузиазмом и превосходными навыками. Я всегда говорю, что без физиков из стран бывшего Советского Союза не были бы возможны многие проекты в Германии и других странах.

Как у человека, который работает и за рубежом, и в России, у меня есть наблюдения о стиле работы российских и западных учёных. Это очень любопытно. Западные физики лучше говорят по-английски, иногда чётче формулируют свои мысли. Однако они оставляют большую часть своих соображений при себе, не расскажут вам всех деталей. Кроме того, они чаще сомневаются. С российскими коллегами можно фантазировать, рассуждать об идеях, которые на первый взгляд могут показаться безумными. Они не боятся рисковать своим именем ради какой-то непродуманной, но интересной гипотезы. Для меня это очень важно и приятно.

Санкции, конечно, отразились на нас определённым образом, но не могу сказать, что сотрудничество с другими странами сворачивается. Происходит ровно наоборот. Физики в Дубне всё больше работают с иностранными коллегами, развивают международные контакты. Этим летом у нас возникли некоторые проблемы при организации крупнейшей конференции по физике кварковой материи в Дубне. Например, у нас были участники из США, задействованные в этих больших экспериментах, и они не смогли приехать: американское министерство энергетики запретило. На мой взгляд, это глупое решение, и оно было инициировано США, а не Россией. Несмотря на все эти сложности, нам удалось организовать конференцию, которая привлекла больше 250 участников — это был рекорд.