Иллюстрации

андрей смирный

В последние пару лет Центробанк активно сокращает число кредитных организаций. Каждую неделю появляются сообщения о том, что очередные три банка лишились лицензии. Среди них оказались Пробизнесбанк, Мастер-банк, Первый республиканский банк, «Софрино», банк «БФТ», платёжная система Migom и другие. 11 сентября прошлого года лишился лицензии и банк «Адмиралтейский», который в основном специализировался на инкассации. Его обязательства перед юрлицами на 1 сентября составляли 3,3 миллиарда рублей, перед вкладчиками — 3,59 миллиарда. Официальная причина — высокорискованная кредитная политика. Позднее в банке была назначена временная администрация, которая обвинила прежнее руководство в намеренном ухудшении состояния банка: по её оценке, дыра в капитале составляла 1,9 миллиарда рублей. В декабре руководство банка объявили в розыск, а в феврале его признали банкротом. Председатель правления «Адмиралтейского» Иван Кузнецов рассказал The Village, как это происходило – однако редакция предупреждает, что к словам героя можно и нужно относиться критически.

Банкир поневоле

Иван Кузнецов, председатель правления банка «Адмиралтейский»: Так вышло, что не только я, но и жена, а позднее и сын — вся семья стала банкирами, хотя мы не могли себе этого и представить в советское время. В основном я всю жизнь проработал в авиации. Ещё при СССР, когда мне было всего 30 с небольшим, я стал самым молодым ректором: меня назначили руководителем одного из семи высших учебных заведений министерства гражданской авиации. Вуз был основан в Риге — там по сей день и находится. Это один из старейших и крупнейших авиационных вузов бывшего Союза. Поскольку гражданская авиация всегда была связана с вопросами безопасности, я с 1989 года являюсь членом правления Фонда авиационной безопасности.

В 1991 году, после того как Латвия вышла из состава Союза, вуз вместе с его преподавателями и студентами практически был обречён на самовыживание. И чтобы его сохранить, пришлось пройти через приватизацию — сотрудники института стали его совладельцами. Сейчас наш институт является одним из крупнейших в Латвии по количеству обучающихся иностранных студентов.

В начале 90-х институт терял свои средства в нескольких прогорающих банках в очередной раз. Когда вуз в очередной раз получил большие деньги по контракту, у руководства появилась мысль создать под этот проект банк на территории России, чтобы не потерять деньги снова. Но банк очень быстро перерос институт, изначально своего основного и самого крупного клиента, — так постепенно я перешёл и в финансовую сферу. При этом я оставался президентом института, а в банке стал председателем совета. Так что можно считать меня банкиром поневоле.

Институт вскоре вышел из состава учредителей банка. А среди наших уже многочисленных к тому времени клиентов были крупнейшие представители авиационной отрасли: Госкорпорация по управлению воздушным движением, Московский центр управления ВД, структуры самолётостроения Сухого и многие другие коммерческие и государственные структуры. Как отдельное направление внутри банка вырос блок инкассаторских услуг, последнее время мы занимали четвёртое-пятое место по всей стране в инкассаторском бизнесе. Мы обслуживали как инкассаторы около 300 банков плюс крупнейшие торговые сети: «МТС», «Шоколадница», «Связной», «Перекрёсток», «Евросеть», «Магнит», «Л’Этуаль» — все эти бренды вы знаете.

 

О лихих временах

Руководство и владельцы банка практически не менялись со дня создания, то есть с 1994 года. Первый заместитель, например, прошла длинный карьерный путь от простого операциониста до руководителя. И это было возможно, потому как была выстроена нормальная кадровая система, при которой люди могли профессионально расти. У нас была большая филиальная сеть, и к тому же создавались узловые точки для инкассации, и мы быстро выходили на прибыль за счёт обслуживания крупных клиентов. Это всё можно прочитать в нашем печатном издании-бюллетене, который регулярно выходил в печать и публиковался онлайн. 99,9 % наших клиентов были юридическими лицами. Частные лица — скорее исключение. Они приходили к нам, например, когда необходимо было обеспечить инкассаторскую охрану при перевозке антиквариата. Труд был тяжёлый и временами опасный. 24 часа семь дней в неделю наши экипажи ездили по всей европейской части России до самого Урала. Деньги — самый ликвидный товар, и, конечно, случались как нападения на инкассаторские машины, так и внутренние проблемы.

Наш банк пережил все финансовые кризисы в стране и в мире, и каждый раз мы выходили из них со значительным ростом, потому что работали профессионально. Клиенты нам верили, мы никого не подводили, и у нас никогда не было финансовых дыр. Каждый финансовый кризис — довольно своеобразная вещь, и всё зависит от того, как ведёт себя при этом руководитель ЦБ. Я считаю, что наиболее опытным человеком в этой сфере показал себя Геращенко. В кризисной ситуации он обычно говорил так: «Вы выживаете — а дальше мы найдём, кого обвинить и наказать, если будет нужно». Это подход профессионала, который понимал, что такое банковская система. Он, при всём существовавшем бардаке, смог построить банковскую систему благодаря им же сколоченной школе профессионалов. А сейчас что?

Были вопросы, которыми занимался только наш банк, — например, разменом мелкой монеты, мелкой купюрности. Мы, как правило, всегда работали очень аккуратно и только по документам. Наверное, потому что были профессионалами. Ведь когда в 90-е годы во главе банков вставали непрофессионалы, они попросту не успевали отстроить пригодную для жизни систему, и банк разрушался сам по себе. Им казалось поначалу, что денег много, а потом приходилось осознавать, что все эти деньги — не твои, а клиентов. Лицензий, если посмотреть историю банков, было выдано около 4 тысяч, а на сегодняшний день их осталось не больше 700, так что делайте выводы. Но, честно говоря, с сегодняшней системой очень сложно справедливо оценивать количество оставшихся банков.

Разорить банк довольно просто. Отключить от системы обслуживания —  она называется БЭСП  — это всё равно что отключить у водолаза на глубине кислород

О том, как начались проблемы

 

В последние три года проверки у нас проходили ежегодно. Последняя — в 2015 году. Во время проверок по каждому направлению назначается целая команда. Есть предписания, которые описывают ситуацию: что проверяется, кто проверяет, а дальше идёт собственно сама тематическая проверка, очень подробная. На каждый день выдаются вопросы, что проверяющие хотят посмотреть. Анализируют ответы, а если возникают сложные ситуации, проверяющие консультируются с ЦБ. У них еженедельные доклады по проверкам — такой порядок заведён уже много лет, и он довольно эффективен. Помимо длинных двухмесячных проверок, существуют ещё промежуточные. Например, кассу или обменники приезжали раньше проверять регулярно. То есть уровень системы контроля довольно высокий. 

Обычно в течение такой проверки начальник назначается один раз и до конца, но в последний раз руководителя проверки сменили трижды. Также, что было необычно, — это то, что во время проверки в банке присутствовал ещё и представитель СВК (службы внутреннего контроля), то есть как бы проходил контроль над контролирующим. Кроме того, банк проверяли в течение трёх месяцев, а потом, практически за день до утверждения положительного заключительного акта, почему-то был составлен промежуточный акт, который при этом ни словом не отличался от заключительного. «Что здесь странного?» — спросите вы. Да просто в обычной практике промежуточный акт составляется в случае нахождения серьёзных нарушений в организации и предшествует отзыву лицензии. А здесь он был положительный по сути, так как ничего серьёзного так и не нашли. Каждый акт — это несколько ящиков отчётов в формате А4. Кому это было нужно и как такое вообще может быть?

По окончании проверки как основное из нарушений приписали только некорректно заполненные поля в некоторых формах отчётности, что практически даже не является нарушением ни одного закона касательно банковской деятельности. То есть всё прошло хорошо.

Вообще, разорить банк довольно просто. Отключить от системы электронного обслуживания платежей — она называется БЭСП — это всё равно что отключить у водолаза на глубине кислород. Любой банк, даже самый стабильный, через две недели после отключения от БЭСП ляжет, потому что основная работа банка — это приём и отправка денег. Отключение от БЭСП вечером 7 сентября стало для нас, мягко говоря, неожиданностью. В банк никто не звонил, ни о чём не извещал. Мы с семьёй вообще собирались в давно запланированный отпуск. И, когда в банк по окончании рабочего дня вернулись все отправленные в течение дня клиентские деньги, в ЦБ сотрудников банка уверили, что это простой технический сбой. Мы на слово не поверили и 8-го числа отправили в ЦБ письма с вопросами.

 

После обеда нам привезли письмо, написанное ЦБ задним числом, в котором говорилось, что приостанавливается действие системы. Но нас насторожило даже не это. Техническим срывом можно объяснить день. Ну два. Уже на третий день никто не поверит. С утра 8-го числа мы решили отправлять платёжки вручную, через расчётно-кассовый центр, сейчас это отделение № 4. Не хотелось подводить клиентов. Однако отделение № 4 не пропускало платежи и в ручном режиме, включая даже налоги клиентов. Притом что на счетах банка более чем достаточно средств — это нас окончательно озадачило.

Я в это время был в командировке, на международной конференции в Астане, — с отделением связывались сотрудники и юристы банка. Я должен был вернуться из Астаны 12-го числа, но мне пришлось вернуться 10-го. В восемь утра я был ещё в дороге, и тут мне звонят сотрудники и сообщают, что приехал целый автобус ОМОН, они перелезают через заборы. А это ведь самый центр Москвы, особняк, никто в нём не запирается, заходи в дверь, как нормальные люди. Зачем это делалось — непонятно. Возможно, именно для журналистов и телевидения, которые взахлёб комментировали красочно срежиссированное маски-шоу с места событий. Кого и чем хотели напугать, мне неясно, но началась выемка документов по делу всего лишь нескольких клиентов, не банка. Никого из сотрудников не впускали в здание, а тех, кто были внутри, изолировали в отдельном помещении.

Мы постоянно пытались достучаться до ЦБ, но у нас ничего не выходило, а в 16:30 10 сентября нам от ЦБ пришёл запрос, что «из прессы» они узнали о задержках платежей, всё ли у нас хорошо и где наше руководство. ОМОН тем временем остался на ночь — без объяснений причин они пытались войти в хранилище. Если их интересовали документы — непонятно, зачем лезть в хранилище? Начальник кассы сказала: «Если вам что-то нужно — открывайте сами, но я вас в хранилище впускать не буду». Она этим и себя спасла, и всех остальных, ведь, если бы своими руками открыли хранилище, всё могло бы быть и хуже, там бы и бог знает какие недостачи приписали. Хотя и так написали, что касса разворована, золото крашеное и так далее. Написали, что это выявлено в ходе проверки. Которая, как вы помните, прошла благополучно.

Впоследствии ФСБ и ЦБ подтвердили подлинность и количество золота в хранилищах банка, и все акты изъятия в банке также показали полное соответствие наличности в кассе и всех других ценностей, ни одно из изданий не опубликовало опровержения. А зачем? Цель-то была уже достигнута, банк практически захватили, нас облили грязью и дискредитировали. Мы уже никому не были интересны. Мы так и остались в представлении публики теми, кто красил под золото фальшивые слитки. А дальше мне со всего мира звонили и спрашивали, правда ли это.

Я помню, как за 39 минут до первого сообщения об отзыве лицензии у нашего банка на «Банкир.ру» появилась информация-вопрос о том, как поделится рынок инкассации после ухода с него банка «Адмиралтейский». Дело в том, что в сентябре 2015 года Центробанк принял решение о передаче в виде эксперимента наличного денежного обращения в коммерческие банки. Что это означало бы для нас? Как одному из крупнейших инкассаторов, банку «Адмиралтейский» это дало бы минимум полмиллиарда дополнительного дохода каждый месяц практически при тех же оборотах, которые мы тогда имели. И это ещё без учёта перевозок наличности в кассы других банков — Сбербанк, Альфа-банк, «ВТБ-24», Промсвязьбанк... Есть ряд требований к таким потенциальным распределителям наличных средств, под который из частных банков подходили, пожалуй, только мы.

  

О вынужденном бегстве и следствии

 

Нас привлекли к стороннему уголовному делу, и в качестве обвинений нам приписали занятие «незаконной банковской деятельностью». Банку. Незаконной. Банковской. Деятельностью. И весь этот абсурд происходит не в 90-х, а в 2015 году. Моего сына, который был руководителем банка, вызывали к следователю — его допрашивали, и все вопросы были с него сняты. В декабре из свидетелей по делу его неожиданно сначала переводят в обвиняемого, объявляют в федеральный розыск, а потом, через два дня (!), — уже в международный.

На его допросах основной вопрос был и оставался одним и тем же: «Где ваша собственность?» У банка был особняк в центре Москвы, на Остоженке, с участком земли, которые назначенная ЦБ временная администрация оценила в 500 миллионов рублей, притом что рыночная цена аналогичного особняка в этом месте даже на упавшем рынке недвижимости не менее 25 миллионов, но уже долларов, то есть в три-четыре раза выше. Новые инкассаторские машины они же отдали в два других банка. А это значит убить и обесценить технику, а потом сказать, что у банка не хватает ликвидности, и нарисовать дыру. 153 рабочих броневика они оценивают в сумме в 57 миллионов — металлолом, наверное, дороже стоит. Непонятно, куда делись и остались неоценёнными оставшиеся ещё более 200 инкассаторских машин. 

Естественно, им нужно было в первую очередь сломать мою жену, как занимающую один из ведущих руководящих постов, и сына. И вот её везде с шумом и помпой начинают «искать» — на даче, в спортклубе, а она ведь всё это время была в Москве, ей даже не прислали повестку по адресу, где она всегда жила и который был прекрасно известен следствию по результатам допросов сотрудников. Ну что за цирк?

Решение выехать за границу никто специально не принимал. Но когда стало понятно, что наши показания в действительности никого не интересуют, а уже существует и задача только одна: закрыть-сломать-получить нужные показания — тогда мы поняли, что другого выхода у нас нет. Мы с сыном, будучи жителями Евросоюза, в начале декабря вернулись домой. Вылетали прямым рейсом из Шереметьева, никто нам никаких вопросов не задавал. Вылетали, не имея понятия, что, возможно, навсегда. Никто из правоохранительных органов на то время нам никаких претензий не предъявлял, незакрытых вопросов после допроса сына не оставалось. Никаких повесток по местам нашего проживания не приходило. Спустя некоторое время, следуя за нами, выехала и моя жена. Однако вскоре после нашего отъезда, в конце декабря, следствие внезапно принимает решение нас срочно заслушать, но поскольку мы понятия об этом не имели, то после первой же неявки нас объявляют в федеральный розыск, а потом, через два дня, 30 декабря, — уже в международный. С Новым годом.

Тем временем между объявлением в федеральный и международный розыск должно было пройти как минимум пять дней по всем нормам права — в нашем случае прошло два. В суде мы показывали, что никто нас о розыске не извещал и никто от следствия не скрывался. А что толку? Уже сейчас, в свете всего происходящего, мы начали понимать, что таким образом делалось всё, чтобы лишить нас возможности вернуться в страну для защиты своих прав, исключить всякую возможность для нас принять участие в судебных действиях по банкротству и признанию незаконности действий ЦБ по отзыву лицензии банка. 

В суде, куда мы подали иск с просьбой о защите и восстановлении законности, мы указали на серьёзнейшее нарушение процессуального кодекса Центробанком, который должен был бы по закону обозначить свою позицию и поставить нас в известность перед объявлением банка банкротом. А по состоянию на 11 сентября, в день отзыва лицензии, банкротского состояния в банке не было, о чём абсолютно однозначно говорило представленное нами в суд заключение независимого аудита. Ни признаков банкротного состояния, ни признаков преднамеренного банкротства. Но в ходе слушания результаты аудита во внимание судом не принимаются. Спасибо, что судья хотя бы приобщает их к материалам дела. Что должен был бы сделать суд в такой ситуации? Провести независимую экспертизу и тем самым подтвердить или опровергнуть представленные результаты. Ничего этого суд и не пытался сделать. Ни в суде первой инстанции, ни потом в апелляции. Нонсенс. Теперь ждём решения кассации.

Среди пострадавших в результате беспредела оказались не только владельцы банка и его клиенты. Работникам банка с начала описываемых событий не выплачивают зарплату, несмотря на то, что на коррсчетах и в хранилище банка оставалась масса денег. Даже по выигранным сотрудниками судам в филиалах в Питере и Саратове. Судебный пристав приходил и говорил представителям временной администрации: «Необходимо выплатить зарплату по решению суда», — а ему в ответ говорили: «У нас приказ из Москвы — не платить». Очень жаль, у нас был по-настоящему хороший коллектив, а в результате развала банка масса людей остались без работы на улице.  

Если бы те, кто всем заправлял, не чувствовали мощной спины силовых структур в качестве поддержки, ничего бы этого не происходило