Как устроена выставка о мистицизме в русском искусстве в «Гараже» И почему она актуальна прямо сейчас

На ярко-зеленой поляне загородного сада пестрым квадратом расстелен ковер. На нем сидят двое юношей в восточных халатах — один, в золотой повязке, играет на большом, словно блин, бубне. Второй, в повязке чуть потемнее, прижимает ладони к лицу и завороженно его слушает, жмурясь от наслаждения. Юноши явно влюблены. Дело происходит в Самарканде в начале 1920-х годов. Сюда в поисках свободы от надвигающейся цензуры и борьбы с инакомыслием переехала группа художников: Даниил Степанов, Александр Николаев (Усто Мумин) и Алексей Исупов — «прерафаэлиты Самарканда», как назовет их позже исследователь Борис Чухович.

Восток давно манил каждого из этих живописцев. К тому же оставаться в Петербурге — Ленинграде становилось небезопасно. Мистические ритуалы, практикуемые художниками в 1910-х годах, были не по душе советской власти. Кто-то осел в Самарканде — как Степанов и другие, кто-то в Ташкенте — например, видная антропософка, поэтесса Елизавета Васильева (известная также под литературным псевдонимом-мистификацией Черубина де Габриак). Кто-то позже убежит в Италию, кого-то расстреляют, а кто-то так и проживет, скрываясь до самой смерти.

Пройдет почти 100 лет, и антропософия вновь войдет в моду. Вместо лекций Рудольфа Штайнера москвичи и петербуржцы будут открывать приложение Co-star, Ася Тургенева больше не будет делать витражи Гётеанума, а превратится в Ольгу Осипову и откроет телеграм-канал «Ретроградный Меркурий». Исторический параллелизм — дело гиблое, но открывшаяся недавно выставка в «Гараже» под названием «Мы храним наши белые сны» (строчка из стихотворения Андрея Белого) не оставляет другого выбора.