Социолог Елена Здравомыслова — о «непродуктивной» старости и боли «поколения сэндвич» The Village узнал, как «сэндвич-синдром» влияет на жизни людей и почему забота о пожилых людях в России сильно феминизирована
Огромное количество людей в мире принадлежит к так называемому поколению «сэндвич» (или sandwich generation): будто начинка в бутерброде, они зажаты между долгом и ещё одним долгом. Первый — вырастить и воспитать детей (а то и внуков); второй — позаботиться о стареньких родителях. Российское «поколение сэндвич», которое преимущественно состоит из женщин 45–65 лет, стало предметом исследования социологов из Европейского университета в Петербурге. Профессор факультета политических наук и социологии, сокоординатор программы гендерных исследований Елена Здравомыслова рассказала The Village, почему тема почётной старости — это не про наше общество, и чем заканчивается типичный сюжет с героем, страдающим «сэндвич-синдромом».
Фотографии
дмитрий Цыренщиков
Про феминизацию заботы
— Что такое синдром «поколения сэндвич»?
— Это такой период в жизни человека, когда индивид «сжат» между множественными обязанностями. С одной стороны, он ухаживает за пожилыми родственниками, утратившими самостоятельность, ставшими зависимыми. С другой — за своими детьми, которые ещё не выросли. А может быть, также и за внуками. При этом человек, вполне возможно, продолжает работать в сфере оплачиваемого труда.
В общем-то, люди всегда «сжаты» между множественными обязанностями, но тут проблема заключается в том, что они оказываются перед вызовом заботы именно о пожилых людях. Эта биографическая ситуация приходится на возраст между 45 и 65 годами. В разных обществах она решается по-разному. В нашем обществе синдром sandwich generation оказывается чрезвычайно жёстким, потому что у нас мало институциональной поддержки для баланса ролей и обязательств, которые и общество ставит перед человеком, и сам человек — перед собой.
— Говоря «люди» вы ведь подразумеваете в основном женщин?
— Вообще-то с такими вызовами сталкиваются и мужчины, и женщины: домохозяйства, семьи. Но если в конкретной семье есть женщины, на них ложится основная нагрузка практик непосредственного ухода и заботы. Потому что в нашем обществе считается, что женщины могут очень эффективно справиться с подобными задачами, что они так воспитаны, что это их предназначение.
— Почему в XXI веке практики заботы в России всё ещё сильно феминизированы?
— Потому что общество недостаточно современно. Есть устойчивые — можно даже сказать, патриархальные — традиции, которые мешают развитию человеческого потенциала. И общество навязывает эти традиционные нормы всем своим гражданам. Считается нормальным, что в старшем возрасте вы можете рассчитывать на заботу и поддержку детей или родственников, что они уж как-нибудь сами справятся, что это их семейно-родственный долг. А как на самом деле они будут справляться, мало кого интересует. Нормализация — это ловушка. Кажется, что есть моральный долг, что не стоит возражать, что это нравственно. Но за этой нормализацией стоит игнорирование определённого человеческого опыта, недооценка нагрузки, нежелание помогать.
Про общество, ориентированное только
на будущее
— Почему так происходит? Дело в том, что сохраняются некие властные установки, транслирующие сверху консервативную повестку? Или всё это наша человеческая привычка?
— И то и другое. Если что-либо является социальной нормой и нормализуется, несмотря ни на что, то это означает отсутствие действующих лиц, которые активно сопротивляются сложившейся норме. Государство предоставляет недостаточное количество сервисов, которые помогают ухаживать за пожилыми людьми. Существующие же сервисы низкого качества. Таким образом получается дефицит институциональной заботы о пожилых людях. Вот никто и не подумает отдать пожилого человека в дом престарелых. С одной стороны, потому что качество ухода в стандартных домах престарелых очень низкое. С другой — потому что есть идеал заботы: люди должны организовывать её в семье. И эти идеалы, конечно, тормозят становление современных моделей со множеством действующих лиц. Когда семья не отказывается от долга, но ей в нём помогают многие институции: и рынок, и государство, и сообщество. А так — забота становится частным делом семьи.
При этом у нас поддерживается материнство: тут и специальные пособия по уходу за детьми, и декретные отпуска, и гибкий рабочий день, детские сады и ясли... Проблема баланса занятости молодых родителей и ухода за детьми оформлена институционально. А вот когда вы сталкиваетесь с необходимостью организовать уход за пожилым человеком, таких поддержек гораздо меньше. Хотя проблема по сути та же самая — только появляется она на другом этапе жизненного пути, в другом возрасте (например, предпенсионном).
Поощряется будущее, а старость рассматривается как окончание жизни, «непродуктивный этап». Общество, ориентированное только на будущее, стремится, чтобы старики умирали как можно скорее — это бы всех устроило.
— Нет ли тут лицемерия? Ведь вообще-то на словах у нас старикам почёт и уважение.
— Я не вижу особенного продвижения дискурса о почётной старости. Тут нет лицемерия, скорее это политика закрытых глаз. Это идеология продуктивизма, когда вкладывать деньги нужно в то, что продуктивно, эффективно, то, что является ресурсом для данного общества. Например, помогать молодым матерям, потому что они обладают довольно большим потенциалом — и как родители, и как работники. Помогать воспитанию детей, потому что дети являются потенциалом для экономики общества, его благополучия. А зачем помогать старикам? Они — «отработанный ресурс».
— К чему в долгосрочной перспективе приводит отношение к старикам как к отработанному ресурсу?
— Интересный вопрос, сложно ответить однозначно. Я думаю, продолжительность жизни будет меньше. Потому что пожилым людям не обеспечивают должный уход. Это просто не гуманистическая политика.
Поощряется будущее,
а старость рассматривается как окончание жизни, «непродуктивный этап». Общество стремится, чтобы старики умирали как можно скорее — это бы всех устроило
Про моральный долг
— Как «сэндвич-синдром» сказывается на физическом и эмоциональном состоянии людей, вовлечённых в заботу?
— Во-первых, эти люди находятся в состоянии постоянной эмоциональной депривации, поскольку они сопровождают болезни, старение. Во-вторых, возрастает физическая нагрузка: у них нет свободного времени, они не принадлежат себе. В этой ситуации возникают конфликты в семьях — ведь распределение внимания меняется, когда появляется новый объект интенсивной заботы. Даже здоровье людей, которые длительное время находятся в тисках множественной заботы, ухудшается. По сути это тяжёлая жизненная ситуация.
Конечно, люди делают всё возможное, чтобы эту ситуацию облегчить, используют какие-то ресурсы для более эффективного баланса. Ресурсы во многом зависят от места в обществе. Например, кто-то живёт в большом доме, у него неплохое финансовое состояние. Он хочет продолжать работать так же эффективно, как раньше, и для ухода за пожилыми родственниками нанимает помощников. Но рыночные услуги доступны далеко не всем. Кроме того, может быть и сопротивление всех членов семьи, и особенно пожилых: они не хотят пускать посторонних к себе в дом. У нас вообще очень низкое доверие к чужим людям, распространена охранительная позиция.
Есть люди, которые просто отказываются от одной из своих обязанностей: например, выходят на пенсию и полностью посвящают себя повседневной заботе о пожилых. Это может приносить моральное удовлетворение, но одновременно это очень тяжёлый труд. Он эмоционально затратный. Эмоциональная работа явно недооценивается обществом.
— «Моральное удовлетворение» — имеется в виду от исполнения долга?
— Да. Ты отдаёшь долги внутри семейных обменов. Как сказала одна из моих информанток: «Конечно, они (родители мужа) так помогали нам в воспитании детей, так много сделали для нас, что теперь пришла наша пора». Вообще в интервью о синдроме, которые брали я и мои коллеги, есть рефрен: «Мы в такой поре, что пришло время ухаживать за родителями». В рассказах звучит нормализация этой нагрузки.
— А нормализация означает, что люди находят подобное своё положение справедливым?
— В том-то и дело. Нормализация — социологическое понятие: это норма жизни. Респонденты считают, что так должно быть, что это их долг. Что помощи, по крайней мере на постоянной основе, ждать неоткуда. Мало того, это гендеризированный долг — женский.
— Что по этому поводу говорили респонденты-мужчины?
— Всё зависит от структуры семьи. Если семья состоит из мужчин и женщин, разделение труда по уходу за пожилым человеком стараются организовать так, чтобы каждый вносил свой вклад. Но при таком разделении труда — которое очень помогает! — мы всё же видим, что главной фигурой в организации заботы оказывается женщина. Она распределяет обязанности и берёт на себя главную ответственность. А мужчины выполняют ряд функций, связанных с физическими усилиями: например, перенести пожилого человека в ванну, привезти что-то тяжёлое, обеспечить домашнее хозяйство продуктами. Всё это они делают. Но первичная забота имеет женское лицо.
Про дома престарелых
— Люди, вовлечённые в заботу, воспринимают её как работу? Кажется ли им уместной оплата, например со стороны государства, за подобный труд?
— Все воспринимают заботу как работу. И все были бы рады, если бы забота получала не только общественное признание, но и оплачивалась. Например, как больничный по уходу за ребёнком. У нас есть закон о поддержке семьи, в которой осуществляется уход за пожилыми людьми. Но поддержка такая низкая! Тысяча рублей с небольшим в месяц. И для оформления статуса необходимо потратить много времени — не говоря уже о том, что это довольно унизительная процедура. Плюс необходимо соблюдение ряда условий: ты не должен работать, осуществлять заботу надо на постоянной основе... Поэтому мало кто может воспользоваться данной поддержкой. И сама минимизация финансовой поддержки оскорбительна. Это символ непризнания такого семейного труда.
— Почему в нашем обществе не принято делегировать заботу о старшем поколении каким-либо структурам? Хорошо, пускай не государственным, но, скажем, коммерческим.
— Всё-таки есть изменения: делегирование части заботы каким-то рыночным посредникам — сиделкам, няням — происходит. И всё же это не распространено. Во-первых, потому что относительно дорого: не всякие семьи могут позволить. Во-вторых, потому что очень много морализаторства по поводу «долга семьи». Почему в данной семье не ухаживают за пожилыми как следует: они что, плохие дети своих родителей? Третье — недоверие к рыночным институтам. Кто может гарантировать, что данная сиделка не сделает что-то не то? Это недоверие связано ещё и с тем, что существует рассогласование между практиками заботы и потребностями в заботе. То есть тем, чего хочет пожилой человек, к чему он привык: например, чтобы его не просто покормили-переодели, но и поговорили с ним, обняли-поцеловали. Наёмный работник может быть не в состоянии выполнить тот объём заботы, который от него ожидают. Он выполняет инструментальные задачи: надо сделать укол — сделал. Покормил, переодел — всё это очень хорошо. Но может быть нехватка и вовлечённого участия: а поговорить? а послушать?
Сколько я слышала историй о том, как пожилого человека отдали в некую гериатрическую больницу… Был
здоровый человек, после трёх-четырёх недель пребывания в больнице — деменция
— У нас есть рубрика «Этический вопрос». В одном из выпусков мы просили экспертов ответить на вопрос о том, правильно ли отдавать пожилых людей в дома престарелых. Интересно, что в комментариях многие читатели — люди в основном молодые — высказывались в том ключе, что отдавать нельзя, что это плохо.
— Главное, чтобы семья не брала на себя абсолютно весь груз заботы. Потому что это разрушительно и для семьи, и для конкретных людей, задействованных в заботе. Ведь есть разные формы институциональной заботы. Помимо домов престарелых, это гериатрические больницы, пансионаты временного пребывания, которые могут разгрузить семью хотя бы на две недели. И такие практики решения проблемы существенны, но они получают малое распространение — я думаю, ещё и из-за недоверия к этим институциализированным формам. «Там будет плохой уход». «Старики там будут заброшенными».
Сколько я слышала историй о том, как пожилого человека отдали в некую гериатрическую больницу… Был здоровый человек, после трёх-четырёх недель пребывания в больнице — деменция. Причём условия в больнице хорошие. Есть же и особенности возраста, связанные с тем, что изменение места пребывания разрушительно сказывается на состоянии пожилого человека.
Про чувство вины
— Можно ли в связи с «поколением сэндвич» говорить о постоянном чувстве вины?
— Да. Главная характеристика синдрома «поколения сэндвич» — то, что человек не справляется с балансом ролей. По разным параметрам: опаздывает с дедлайнами на работе, недостаточно хорошо ухаживает за пожилым человеком. Он видит свою беспомощность и постоянно чувствует вину. Которая связана с категорией совести: люди хотят выполнять свой долг наилучшим образом. А если им никто не помогает или помогает, но недостаточно, они могут сказать: «Мы не сделали всё, что могли».
— А винят они себя? Не бога, не государство, не судьбу?
— Нормализация заключается в том, что винят они именно себя, так как именно себя считают главными ответственными. И даже не ожидают помощи от государства или сообщества. «Это моя мама». «Это моя свекровь». «Это мой дедушка».
— Если забота о пожилых родителях — это исполнение долга, то как респонденты описывали уход за внуками? Ведь, вероятно, многие представители «поколения сэндвич» вовлечены и в этот вид заботы.
— Если уход за пожилыми людьми — это сопровождение старости, последней фазы жизни, то уход за внуками — гораздо более благодарный труд. В том смысле, что ты не только отдаёшь энергию — ты её ещё и получаешь. Тепло, любовь. Такая забота может быть трудной, но она оценивается гораздо более позитивно.
Ну и потом, забота о внуках рассматривается не как такой уж непреложный долг. Происходит нуклеаризация семьи, и молодые родители не всегда рассчитывают на помощь старших родственников. Иногда даже дистанцируются от старших, чтобы те не вмешивались и не проявляли свою власть. Не воспитывали детей «неправильно».
— В своей недавней колонке о «сэндвич-синдроме» вы приводили типичный сюжет, с условной героиней Анной Ивановной, которая вынуждена ухаживать за заболевшей мамой. Но там нет финала. Как обычно заканчиваются подобные истории?
— Смертью пожилого человека. Которая, с одной стороны, воспринимается как горе. А с другой — как освобождение. Как бы цинично это ни звучало.
— Респонденты использовали это слово «освобождение»?
— Конечно нет. Люди контролируют свою речь, особенно в интервью посторонним. Но какой-то элемент облегчения в интервью присутствует. Особенно в ситуации, когда пожилой человек пребывал в беспомощном состоянии очень долго. Мы видели и облегчение, и чувство вины по поводу этого облегчения. Это сложное противоречивое чувство. Одна из женщин сказала: «Я не могу на это больше смотреть, я беспомощна. Это уже не те прекрасные люди, они стали овощами. Господи, я всё время думаю, когда они уйдут наконец. Но как я могу об этом думать?» Становится ясно, какова эмоциональная нагрузка на людей, которые включены в заботу.
Про «плохую дочь»
— «Поколение сэндвич» — это нечто, типичное для многих стран?
— Это мировой процесс, термин sandwich generation используется для описания биографических ситуаций людей, которые находятся в тисках множественных обязанностей по уходу и заботе. Дело в другом: как решаются эти вопросы. Есть общества, где режимы заботы о пожилых людях современны, где хорошо развита инфраструктура институциональной заботы — это не только скандинавские страны, но и средиземноморский регион (Италия, Испания). Там действует культурная модель заботы о пожилых людях, близкая к нашей: она предполагает, что старики живут в семье или в собственном доме. При этом государство даёт серьёзную субсидию семьям и самим пожилым людям, чтобы они купили заботу. И это не тысяча рублей, а нормальная оплата.
— Что меняется в России — в плане практик заботы?
— Много чего, но происходит это непоследовательно и медленно. Во-первых, у нас работают рыночные механизмы. Во-вторых, на муниципальном уровне развиваются сервисы по организации жизни пожилого человека — так называемые концессионы, центры социального обеспечения в районах. Они бывают двух видов: социальные работники приходят домой к пожилым людям; либо в самих центрах организованы досуговые группы для пожилых людей — часто их называют «детсадами для стариков». Это важно. Но государственные субсидии низкие.
Для одиноких людей приход социального работника — большая поддержка. Но если у данного человека есть родственники, ему будет трудно получить помощь социального работника. Ведь он должен написать в заявлении: «Дети за мной не ухаживают».
— А это стыдно.
— Да! Пожилые люди отказываются писать такие заявления: «Как я могу сказать про свою дочь, что она плохая?» Таким образом оформлять поддержку — значит стигматизировать людей, которые не могут обеспечивать уход за своими родителями.
— Я правильно понимаю, что никто не считал, какое количество россиян вовлечено в синдром «поколения сэндвич»?
— Это очень сложно посчитать. Могу лишь сделать попытку и предположить, что около 80 % людей в возрастной группе 45—65 лет сталкиваются с проблемами, о которых мы сейчас говорили.
Чтобы прочитать целиком, купите подписку. Она открывает сразу три издания
месяц
год
Подписка предоставлена Redefine.media. Её можно оплатить российской или иностранной картой. Продлевается автоматически. Вы сможете отписаться в любой момент.
На связи The Village, это платный журнал. Чтобы читать нас, нужна подписка. Купите её, чтобы мы продолжали рассказывать вам эксклюзивные истории. Это не дороже, чем сходить в барбершоп.
The Village — это журнал о городах и жизни вопреки: про искусство, уличную политику, преодоление, травмы, протесты, панк и смелость оставаться собой. Получайте регулярные дайджесты The Village по событиям в Москве, Петербурге, Тбилиси, Ереване, Белграде, Стамбуле и других городах. Читайте наши репортажи, расследования и эксклюзивные свидетельства. Мир — есть все, что имеет место. Мы остаемся в нем с вами.