Почему родители уходят из дома и оставляют подростков жить самостоятельно
В 17 лет Ольге пришлось взять на себя заботу о двух младших братьях, потому что мать ушла из дома. Почти год девушка содержала, воспитывала и ухаживала за братьями, при этом работала и училась в школе. Тот опыт сильно повлиял на Ольгу: ментальные проблемы спустя много лет и попытки суицида привели ее к психиатру.
The Village рассказывает историю Ольги, а также разбирается, как уход родителя травмирует ребенка и почему взрослые так поступают.
Не мама, а просто соседка
Оля должна была родиться в конце ноября 1987 года. «Незадолго до моего рождения мама поругалась со своим любовником-милиционером и решила, что он вернется к ней, если ребенок родится в День милиции. Чтобы это случилось, она решила искусственно вызвать роды и подняла тяжелый дубовый стол», — рассказывает девушка. Оля родилась на две недели раньше срока, аккурат 10 ноября — в День сотрудников МВД России. Но красивая дата рождения, вопреки планам матери, не вернула биологического отца Оли.
«Мама не имела высшего образования и работала бухгалтером, а мой отец (отцом Оля называет первого отчима. — Прим. ред.) инженером. Знаю, что он проектировал самолеты-истребители. Помню его только до развода и то отрывками — как он мастерит табуретку или пьяный заплетает мне косички, а мама его за это ругает», — говорит Оля.
Сначала садик, затем школа — жизнь Оли мало отличалась от жизни обычных детей. «Я возвращалась с занятий, ела, делала уроки, потом гуляла или читала книжки. Отношения с родителями я бы назвала спокойно-холодными: им было не до меня, мне было не до них. Мной никто не занимался — это не жалоба, а констатация факта», — поясняет она. В 12 лет Оля провела полгода в психоневрологической детской больнице, где ей помогали избавиться от заикания. «Мама била себя пяткой в грудь, как она меня хотела оттуда забрать, но при этом детей можно было увозить на выходные, а за мной приезжали далеко не всегда. Ни у мамы, ни у отца времени не было на меня», — вспоминает девушка.
«С мамой мы жили как соседи чуть ли не все время, что я себя помню. Она как бы была, кормила нас, одевала, давала карманные деньги, но все было настолько равнодушно, что мы с братьями воспринимали ее как чужого человека», — говорит Оля. Маму она сравнивает с приходящей няней и отмечает, что ни насилия, ни ссор между ними не было.
В девять лет Оля вместе с мамой, отчимом (вторым мужем мамы) и старшим братом поехали на авиасалон МАКС. Поездка стала самым радостным событием ее детства: они устроили пикник, смотрели на самолеты и провели время как дружная семья. Но такие дни случались редко: в основном детство девушки проходило без теплых отношений с родителями, а иногда и с травмирующими эпизодами. Оля вспоминает, как один из любовников мамы пришел ночью к ним домой. «Он пьяный избил ее у меня на глазах, потом пытался пройти в детскую. Она ему не дала, но он отпихнул ее и стал приставать к нам с братом. Мама пыталась ему помешать, но он снова ее избил. Мне было четыре-пять лет», — рассказывает девушка.
Оля описывает себя как замкнутого ребенка — не только из-за заикания и картавости, но и бедности семьи. «Хорошо помню, как в школе сказали купить обложки для учебников, а денег у нас не было, и мама просто завернула учебники в газету. Я пришла с ними в школу — меня застыдила учительница, затем зачморил весь класс», — делится Оля. В школу девушка часто ходила в обносках старшего брата, что тоже вызывало насмешки. Вместо ручек девушка пользовалась карандашами, которые исписывала до конца.
Перемен ничего не предвещало — все шло своим чередом, пока через несколько месяцев после Олиного 17-летия мама не собрала все свои вещи и не уехала в другой город. Детям, оставшимся в ее квартире в Выхине, она написала лишь записку: «До свидания, дальше сами». «Мне было страшно, дико страшно. От стресса у меня выпало много волос, я так и не смогла их восстановить. Я никогда не была маминой дочкой и домашним ребенком, но уход мамы был для меня резким скачком во взрослую жизнь», — говорит Оля. С этого момента девушка отвечала также за младших братьев, которым было четыре и семь лет.
Привычный образ жизни резко изменился: Оле приходилось вставать раньше, отводить одного брата в сад, другого — в школу, забирать их оттуда, кормить и помогать с уроками. «Я стала прогуливать школу, в основном те уроки, в которых была сильна — геометрию, литературу, географию, историю. Почти все, кроме алгебры. Занималась смешными подработками. Раздавала листовки, работала вечерним секретарем в туристическом агентстве — откликалась на все левые вакансии, где платили наличными в день выхода», — вспоминает девушка.
Истории о брошенных родителями детях регулярно попадают в новостные ленты: их бросают с незнакомыми людьми, оставляют одних в парке либо квартире. Как правило, дети остаются без родителей в неполных семьях, то есть второй родитель ушел еще раньше. По официальным данным, в 2017 году в России было 17 миллионов семей, из которых почти 6 миллионов неполные. Более свежих данных нет, однако, по мнению социолога Ирины Дуденковой, цифры за 2017 год — показатель негативной тенденции: с конца 80-х процент одних только матерей-одиночек в России вырос более чем в два раза.
Пачка пельменей на три дня
Все заработанные Олей деньги уходили на еду. Порой она продавала мамины украшения и вещи через знакомых и объявления в газетах. Находились покупатели и на аудиокассеты, и на коллекцию маминых фарфоровых кукол. В квартире были прописаны шесть человек, счетчиков не было, поэтому цифры за коммуналку были адовыми. Квитанции приходили на мамино имя, и Оля их не оплачивала.
«Я бегала по рынкам, искала товары по акциям в магазинах, училась готовить простые блюда: полуфабрикаты или макароны с сыром, рис, гречку — словом, дел было полно. Детей в школе и детсаду минимум раз в день бесплатно кормили, так как мы из многодетной семьи. Порой мы ели не дома, а в социальных столовых. Опека к нам ни разу не приходила — то ли не знали, то ли забили», — рассказывает Оля.
Оля с братьями жила в одной комнате, третий мамин муж — в другой: «Фактически мы жили с соседом-алкоголиком, которого выгнать из квартиры мы не могли ни юридически, ни физически. Если он не дебоширил и не воровал нашу еду, то уже хорошо. Мы старались ходить по струнке и не отсвечивать».
В школе быстро узнали о ситуации в семье Оли, однако учителя и администрация никак не отреагировали. Только закрывали глаза на прогулы. Порой одноклассники Оли говорили родителям, что хотят купить у девушки одежду: «Напрямую в нас деньгами не кидали, но, когда дома ребенок показывал кофту и говорил: „Оля хочет мне ее отдать за 100 рублей“, родители передавали мне деньги лично, а не через детей — видимо, чтобы точно дошли. Также подкармливали: те, кто был неравнодушен, могли подойти к нам после занятий и принести пирог, а однажды вручили пачку пельменей — мы ее три дня ели». Школьный и детсадовский персонал давали детям дополнительные порции, если они оставались.
Родственники ни Оле, ни братьям не помогали. Только родные отцы и отчимы лишь изредка переводили деньги — обычно не больше 5 тысяч рублей в месяц. Оля созванивались с близкими по маминой линии, даже встречалась с бабушкой и тетей, но те лишь вздыхали и ничего не делали. Старший брат девушки к тому времени жил отдельно и помогать не хотел.
Чтобы прочитать целиком, купите подписку. Она открывает сразу три издания
месяц
год
Подписка предоставлена Redefine.media. Её можно оплатить российской или иностранной картой. Продлевается автоматически. Вы сможете отписаться в любой момент.
На связи The Village, это платный журнал. Чтобы читать нас, нужна подписка. Купите её, чтобы мы продолжали рассказывать вам эксклюзивные истории. Это не дороже, чем сходить в барбершоп.
The Village — это журнал о городах и жизни вопреки: про искусство, уличную политику, преодоление, травмы, протесты, панк и смелость оставаться собой. Получайте регулярные дайджесты The Village по событиям в Москве, Петербурге, Тбилиси, Ереване, Белграде, Стамбуле и других городах. Читайте наши репортажи, расследования и эксклюзивные свидетельства. Мир — есть все, что имеет место. Мы остаемся в нем с вами.
