Мир борется за внедрение в речь феминитивов, но девушки до сих пор сталкиваются с непониманием окружающих и отсутствием уверенности в себе. Ежедневно преодолевая барьеры, они прокладывают собственный путь и вдохновляют этим других. Совместно с Converse мы запускаем серию спецпроектов, где девушки из Екатеринбурга рассказывают о своих проектах, которые меняют город. В первом выпуске — Настя Перкина, главред нового издания благотворительного Фонда Ройзмана «Если честно», запуск которого в Екатеринбурге случится в марте.

Омск — Екатеринбург — «Большой Урал»

Я родилась и выросла в Омске, в обычной семье. В 19 лет я оттуда уехала: к тому моменту ощущение, что это нужно сделать, не покидало уже много лет. Казалось, что переезд решит сразу все мои подростковые проблемы — самореализацию, отношения с родителями. Когда я оказалась в Екатеринбурге, для меня стало очевидным, почему из Омска уезжают: там правда было нечем заниматься. Развлечения приходилось выбирать из пары баров: ни выставок, ни лекций, ни других ивентов в городе не было.

Екатеринбург для переезда я выбрала случайно. Я была здесь только проездом, когда ехала в Москву с бабушкой и дедушкой, и на станции «Екатеринбург-Пассажирский» в моей голове что-то щелкнуло. Я хотела поступать в вузы Санкт-Петербурга и Новосибирска, но процедура подачи документов была сложной. Поступлением я занималась в последний день подачи документов, когда в Омске стояла адская жара, а я накануне хорошенько повеселилась на вечеринке. Когда начала вспоминать другие российские вузы, увидела на сайте УрФУ плашку с надписью «Онлайн-подача документов» и поняла, к чему в моей голове щелкало. Первый раз в Екатеринбурге я оказалась, когда приехала подавать оригиналы — тогда и поняла, что это мой город.

Деньги во многом развязывают руки: ты можешь путешествовать, ходить на выставки, пить дорогое шампанское, и это классно. Нет ничего зазорного, когда ты под этим красивым одеялом прячешься от суровой действительности

На четыре года моим домом стал Дом учителя на Плотинке — Воеводина, 4, где я прожила со своими соседками Катей Махневой и Катей Вититневой все университетское время. Вместе мы в 2015 году создали проект Ghetto — бренд одежды с символикой Екатеринбурга. Мы шили футболки, лонгсливы и свитшоты. Общий объем вещей был небольшой — все вещи печатались вручную в технике линогравюры.

Как-то мы с Катей Вититневой говорили о людях, которые уезжают из родных городов. У нас есть масса знакомых, которые говорят о местах, где они родились — мол, «Фу, Омск» или «Фу, Челябинск». А я думаю, что так нельзя. Это твой дом, ты дышал его воздухом, ходил по его улицам и разглядывал его вывески все детство. Без всего этого не было бы тебя: я свято верю, что именно физическая среда во многом формирует человека. Нам захотелось сделать что-то о Екатеринбурге в его глубинном смысле и поговорить о его неочевидных символах — тех, что в сердцах и в умах людей, которые здесь выросли. Во многом Ghetto был исследовательским проектом: мы копались в памяти местных ребят и сталкивались со множеством личных историй переживаний о городе.

Я до сих пор люблю футболку с изображением вывески гостиницы «Большой Урал». Когда мы ее выпустили, нам написала девушка и рассказала, что ее бабушка всю жизнь там работала. В детстве, заходя к бабушке на работу, она разглядывала среди деревьев эту вывеску. Из таких воспоминаний и состоит личность — это призрачное и неплотное тело нашего существования в истории.

Глянец

Три года назад я работала редактором спецпроектов в журнале «Стольник». Я всегда любила взаимодействовать с письменным языком, но в «Стольник» попала случайно: Аня Решеткина, бывший главред издания, искала сотрудников, меня с ней познакомил мой друг. Аня лихо взяла меня в команду безо всяких формальностей — в журнале я проработала год. Писала рекламные тексты и занималась главными проектами номера.

Я понимала, что мы с глянцем — вещи несовместимые, именно поэтому и согласилась. Мне всегда казалось, что когда у человека много денег, и он живет без забот, то живет он неправильно: меня учили, что все в жизни можно получить только через страдания. Я вечно задавалась вопросами: зачем вы, ребята, в свои «Луи Виттоны» ходите и на месяц на Бали уезжаете? Вы что, удовольствие получаете? — Да вы жизни не знаете! Но когда я начала знакомиться и разговаривать с богатыми людьми, то поняла: прекрасно, что у них есть деньги на «„Луи“ и Бали».

Когда мы вместе выпивали и смеялись, Уля время от времени выпадала из веселья и залипала в телефон. Мы спрашивали, что случилось, а она отвечала: «У меня там сейчас ребенок умирает», «Надо похороны организовать» или что-то в этом духе

Так я поняла, что жить в свое удовольствие — это нормально. Чем больше таких людей в мире, тем меньше убийств и грабежей. Деньги во многом развязывают руки: ты можешь путешествовать, ходить на выставки, пить дорогое шампанское, и это классно. Нет ничего зазорного, когда ты под этим красивым одеялом прячешься от суровой действительности. И если не выдерживаешь, глядя на нее, отлично, что у тебя есть возможность этого не делать. Классно, когда люди могут распоряжаться своей жизнью так, как им заблагорассудится — конечно, в рамках закона.

Меня же, напротив, всегда тянуло туда, где трудно, сложно, горько и больно. Казалось, что эта сторона жизни честнее, потому что по-настоящему счастливых людей мало. Моя работа в «Стольнике» была попыткой уйти от себя и от реальности, пока однажды я не задала себе вопрос: «А что я делаю вообще?». Я живу в стране второго эшелона, где люди в муках умирают от рака, потому что нет нормальной паллиативной помощи в нужном объеме. Я пишу о красивой жизни в стране, которая находится в глубоком кризисе и экономической изоляции. Стало ясно, что обманывать себя я больше не могу: вся эта мишура не делает меня той, кто я есть, а уводит не в ту сторону.

Инсайт

В 2018 году я ездила в Тбилиси, где моя подруга познакомила меня с Ульяной Колчиной — нынешним немедицинским директором детского хосписа «Дома с маяком» по Московской области. Когда мы вместе выпивали и смеялись, Уля время от времени выпадала из веселья и залипала в телефон. Мы спрашивали, что случилось, а она отвечала: «У меня там сейчас ребенок умирает», «Надо похороны организовать» или что-то в этом духе. И я поняла, что самое главное — это ценность жизни и качество этой самой жизни, особенно перед смертью. А с такими материями у нас пока работает третий сектор (некоммерческие организации, НКО, основной источник средств для развития которых — пожертвования, — прим. ред.).

Когда я вернулась в Екатеринбург, написала Ларе Булатовой, куратору программы «Помощь детям» Фонда Ройзмана, с которой к тому моменту несколько раз пересекалась, спросила, чем могу помочь в Фонде. Она попросила написать пару текстов. Потом я познакомилась с директором Фонда Ройзмана Степаном Чиганцевым, который летом предложил мне работать в Фонде и создавать социальное медиа. И вот я здесь.

Фонд Ройзмана

В Фонде Ройзмана все держится на маленьких пожертвованиях огромного числа благотворителей, раскиданных по всей стране — никаких якорных спонсоров у него нет. Обычно это 100-500 рублей на человека, которые автоматически списываются раз в месяц. Кажется, мы единственный крупный фонд, который существует в основном на эти маленькие транзакции, хотя иногда бывают и разовые крупные.

Люди не всегда осознают, что жертвовать даже небольшие суммы — это нормально и полезно. Простой аргумент: подписка на пожертвование в размере ста рублей в месяц — сумму, незначительную для многих людей — за 10 месяцев уже принесет фонду 1 000 рублей. Если такое пожертвование в течение десяти месяцев будут делать 10 человек, то фонд получит уже 10 000 рублей. А если 100 человек? 1 000?

Подписка на пожертвование в размере ста рублей в месяц — сумму, незначительную для многих людей — за 10 месяцев уже принесет фонду 1 000 рублей. Если такое пожертвование в течение десяти месяцев будут делать 10 человек, то фонд получит уже 10 000 рублей. А если 100 человек? 1 000?

Благодаря микротранзакциям фонды могут формировать свой бюджет и понимать, что они могут себе позволить. Все должно быть системно и регулярно, потому что благотворительность — она о завтра. Если ты не знаешь, что будет завтра, то не можешь запустить какой-то важный проект, который системно способен решить конкретную задачу. Если ты не можешь системно решать проблемы, то как фонд ты не имеешь ценности. И чем меньше регулярное пожертвование, тем меньше вероятность, что человек от него отпишется, поэтому подписка на 30, 50 рублей — это тоже классно. Не бывает маленьких пожертвований, главное в них — системность. Благотворительность должна стать такой же нормой, как плата за коммуналку.

Фонд Ройзмана сотрудничает с организациями из Екатеринбурга, которые решают конкретные проблемы. Среди них — организация «Зоозащита», защищающая бездомных животных, «Аистенок», ведущий профилактику сиротства, социальный приют «Дари добро», куда может попасть любой человек, потерявший по тем или иным причинам свой дом. Я сама подписана на регулярные пожертвования «Таким делам», фонду «Живой», приюту «Дари добро», инклюзивному театру #ЗАживое и Ресурсному центру для ЛГБТ.

Мы поддерживаем восемь организаций, но хотим, чтобы их было больше. У нас есть критерии отбора. Один из них — наличие прозрачной бухгалтерии. Есть куча каких-то ребят, которые собирают деньги на карту, но так делать нельзя. Я понимаю, что можно верить в тех случаях, когда кто-то из знакомых в ленте Фейсбука пишет, что срочная помощь нужна для их близких — да и то не всегда. В сети много людей, которые собирают на условных Алешеньку, Машеньку, Васеньку, но на деле тратят кэш как хотят и ни перед кем не отчитываются. И поймать и наказать их никак нельзя.

«Если честно»

Медиа, которое мы запустим в марте, будет называться «Если честно». Сайт Фонда Ройзмана — неочевидное место, где можно прийти и почитать истории людей. Чтобы человек потреблял твою информацию, путь до нее нужно максимально упростить. Финансироваться издание будет из Фонда как один из его проектов.

По такой же модели работает издание благотворительного фонда «Нужна помощь» — «Такие дела». С ребятами из «Таких дел» у нас прекрасные и уже дружеские отношения. Конечно, часть из них относится к нашему решению создать «Если честно» с долей скепсиса и с ревностью, но именно истории и статьи собирают для нас большую часть сумм, которые позволяют поддерживать Первый екатеринбургский хоспис и другие проекты. Поначалу, думаю, редакционная часть будет очень похожа на «Такие дела», но впоследствии я уведу ее немного в другое русло.

В феврале мы стали первым фондом, который собирает частные пожертвования для ресурсного центра ЛГБТ в Екатеринбурге. Все организации, подобные нашей, стремятся к качественному гражданскому обществу, где все радуются жизни, защищают чужие права и выступают против дискриминации, но мало кто замечает дискриминацию и насилие в сфере ЛГБТ. Когда я закинула идею помогать Ресурсному центру директору Фонда Степану Чиганцеву, он удивился — для него не было очевидным, что ЛГБТ-сообщество сталкивается с проблемами. Я поняла, что таким образом может мыслить большое количество людей.

Медиа, которое мы запустим в марте, будет называться «Если честно»

Когда мы сообщили о старте сотрудничества Ресурсного центра в социальных сетях, начался полный мрак. Нам стали писать: «Евгений Вадимович — православный человек, как он на такое согласился?», «Нельзя угодить и Богу, и дьяволу», «Глупый шаг с вашей стороны». В первую очередь фидбек был во «ВКонтакте», где мы получили к посту 181 комментарий за двое суток.

Конечно, мы были готовы к такой реакции. Я всегда готовлю себя к худшему, но несмотря на это меня трясло: было понятно, с каким объемом изуверских высказываний придется столкнуться, а я стараюсь себя ограждать от этого. Могу адекватно воспринимать истории о смерти, семейные драмы, но человеческое невежество, тупость и зашоренность — нет. И понимаю, что такие убеждения у людей от незнания, непонимания, как это работает. Наша задача — исправить это.

В нашей стране даже на законодательном уровне существует мысль о том, что гомосексуальные отношения — это некая идея, которую можно пропагандировать. Но нет, с этим рождаются, и не принимать это просто глупо. Непринятие гомосексуальности тесно связано с табуированностью темы секса в России, где нет никакого сексуального образования, где детей, которые родились на свет только потому, что их родители однажды занялись сексом, уберегают от знаний, как от дикого зверя. Это чудовищное ханжество рождает все страхи, с которых начинается ненависть.

Читаешь комментарии: «Они извращенцы, это противоестественно». Или о том, что гомосексуалов надо убивать, принудительно лечить, выдворять из страны. Но будем честны: презервативы, прерванный акт, противозачаточные — это тоже противоестественно. Редкий человек занимается сексом только ради деторождения. Я искренне не понимаю, почему реализация прав человека на жизнь и личную неприкосновенность должна зависеть от чужого мнения о том, как именно окружающим следует заниматься сексом — исключая случаи любого насилия, конечно.

Трудности

Я не выгораю от историй, с которыми приходится работать — наоборот, они меня заземляют и дают ощущение контакта с чем-то действительно важным. Но иногда от приходящего ко мне понимания масштаба проекта, на который я замахнулась, становится не по себе, и почва уходит из-под ног. Недавно я узнала, что в таких ситуациях можно общаться с людьми, и они, сами того не замечая, могут поддержать. Я понимаю, что в этом страхе пребывают примерно все мои друзья и знакомые, потому что все они делают классные вещи.

Я абсолютная одиночка, но работать с людьми мне приходится очень плотно. Из меня выходит плохой командный сотрудник, поэтому огромное количество эмоциональных ресурсов тратится на внутренний договор с собой, что я должна общаться, давать фидбэк, работать из офиса, а не из дома в тишине. Чтобы прийти в себя, мне нужно провести хотя бы пару дней дома, в одиночестве и молчании, но почему-то потоки жизни вечно несут меня куда-то. Например, в Москву, куда я люблю приезжать одна и ходить по выставкам, вкусно есть и гулять пешком, слушая один за другим миксы любимых музыкантов. В Екатеринбурге я люблю покататься с друзьями на лыжах или коньках, а потом плотно поужинать.

Самое сложное для в работе — осознание того, как мало может быть в людях любви. Именно этот ресурс дает возможность смотреть на мир широко, прощать людям их ошибки, не осуждать их за то, что они отличаются, чувствовать себя достаточно цельными, чтобы не лить потоки желчи во внешний мир. Когда в тебе хватает любви на себя, на близких, когда ты в нужной мере получаешь ее взамен, тебе просто не нужно ненавидеть геев, нацменьшинства, богатых, бедных — кого угодно. В гей-паре ты начинаешь видеть их счастье, что они вместе, в людях другой национальности — неизвестную тебе культуру, которую хочется узнать.

Трудности в моей работе такие же как и у всех: удержать баланс между тем, что ты можешь и тем, что должен. В благотворительности легко провалиться в постоянное ощущение долга, забывая о том, что ты живой человек и можешь устать, что у тебя есть что-то кроме работы. В какой-то момент ты понимаешь, что она заполняет все рабочее и личное время: постоянно говоришь и думаешь только об этом, даже с друзьями. Но спасти и пожалеть всех невозможно, иначе в конце дня просто ляжешь в канаву и умрешь. История про «Наденьте маску сначала на себя, затем на ребенка» работает здесь как нигде.

МАТЕРИАЛ ПОДГОТОВЛЕН ПРИ ПОДДЕРЖКЕ

#InMyConverse