Молодость — время проверки себя на прочность, и каждый расходует этот ресурс как умеет. Совместно с Converse мы продолжаем серию спецпроектов, где молодые люди из Екатеринбурга рассказывают о своем пути в культуре, бизнесе и важных для общества проектах. В свежем выпуске — Полина Иванова, директор архитектурной группы Podelniki («Подельники»), куратор восстановления конструктивистской Белой Башни.

«Подельники»

Еще со школы мне хотелось вдохновляться жизнью и окружающими, я искала вдохновение в идеях. Думала: «Боже, люди танцуют, рисуют, занимаются лепкой гигантских скульптур в человеческий рост. Я тоже хочу такое делать!» Действовать стала в институте. Мы с друзьями начали с повторения околоархитектурных инициатив — лекций, воркшопов. Стали делать то, в чем самим хотелось участвовать, но чего в городе не было. На третьем курсе с друзьями в течение десяти дней делали конкурсную работу, последние три дня даже жили вместе — круглые сутки работали, спали по углам комнаты. Это был настоящий мозговой штурм, после которого мы не смогли остановиться придумывать новое. Долго пытались подобрать нашей группе название, но все варианты казались слишком искусственными. В итоге прилипло слово, которым сами друг друга называли: мы стали «Подельниками».

Мы создавали массу проектов в архитектуре и урбанистике — фестивали, инсталляции, воркшопы и даже экспедиции. Нам нравилась фестивальная деятельность. Привезли в город «Дни архитектуры», которые проходили в Вологде, в Москве. Сначала мы написали ребятам: «А сделайте нам», в ответ они предложили делать самим. Мы решили, что фестиваль будет длиться семь дней, и пройдут семь событий: экскурсий, дискуссий и лекций. Аншлаг был такой, что нам звонили из гостиницы «Свердловск» и предлагали бесплатные поездки по городу для наших гостей, если мы воспользуемся их номерами. Мы были удивлены, потому что никаких иностранных гостей не было. Даже не ожидали, что именно горожане так заинтересуются темой.

Часто люди считают, что все уже давно изучено и опубликовано — в интернете, в книгах. У них есть ощущение, что наука — такая штука, где нужно много лет просидеть за книгами и испортить зрение, чтобы сделать открытие. На самом деле это не так: у нас в областном архиве лежит множество документов, и о каждом из них можно рассказать отдельную историю.

Листок бумаги внезапно становится краеугольным камнем всего. Бывает, что в документах встречаются ошибки. Например, в книге «Свод памятников истории и культуры Свердловской области» описание Белой Башни не соответствует действительности, потому что эксперты, возможно, поленились дойти до нее. Однажды нам позвонили: мол, у нас тут папочка какая-то есть, посмотрите. Когда мы приехали, то обнаружили рабочие чертежи Белой Башни, подписанные инженером Прохоровым. В итоге такую ценную информацию мы обнаружили случайно, ранее обыскав все архивы. Личных архивов много, историки и краеведы сейчас переворачивают эти истории.

Можно стать первооткрывателем, просто сев в машину и отъехав на сотню километров от Екатеринбурга. Мы ездили по местам, до которых Уральская индустриальная биеннале доехала лишь через несколько лет. Я ощущала себя Индианой Джонсом. Один из наших проектов был связан со старыми заводами Урала. В 70-80-х годах преподаватели арха сделали исследование: объехали их и зафиксировали, что осталось от уральских заводов после войны. После этого информация о заводах не обновлялась до тех пор, пока однажды летом мы не объехали эти заводы вновь. Оказалось, что добытые нами данные были уникальными, и очень заинтересовали горожан.

История повседневности входит в моду. Берем доступные источники, рассказываем о людях. Раньше говорили о выдающихся событиях и личностях, пытались найти их следы в личных архивах. Сейчас история обратная: у каждого человека в жизни было что-то интересное. Кем была ваша бабушка, давайте поговорим об этом? Окажется, что через одно рукопожатие она была знакома со всеми этими известными людьми. Что такие большие и абстрактные понятия, как эвакуация, индустриализация и так далее становятся понятными и осязаемыми, когда мы рассказываем о них через истории конкретных, живых людей.

Белая Башня

Белая башня — памятник конструктивизма, построенный на Уралмаше в конце 20-х годов по проекту Моисея Рейшера как водонапорная башня. В 60-х отпала необходимость использовать башню по назначению, и объект долго стоял заброшенным, пока «Подельники» не взяли над ним шефство, чтобы сделать его городским культурным пространством.

Когда мы выпустились из архитектурного института, он перестал быть нашим домом. Мы стали искать помещение уже как общественная организация, но не хотели оказаться в подвале пятиэтажки. Подходящего помещения нигде не было. Запрашивали одну из усадеб на улице Горького, между Малышева и Куйбышева — она была небольшой, одноэтажной, привести ее в порядок было легко. Когда мы подали заявку в администрацию, нам пообещали ответить через тридцать дней. Но через тридцать дней сказали, что дом продали и начали сносить. Это был чудовищный удар по психике. Юрист радовался, говорил, что раз нам ответили — значит, система работает. Он предложил попробовать еще раз, только со зданием Белой Башни. В итоге мы подали заявление в МУГИСО. Нам ответили, что организация существует слишком мало времени, и что мы еще молодые. Плана у нас действительно не было — мы принесли фотографии с наших пикников, мероприятий. Нам перезвонили и сказали: «Мы не дадим вам башню». А через месяц перезвонили снова и сказали: «Забирайте».

В результате нашим домом стала Белая Башня. Нам повезло, стечение обстоятельств оказалось удачным. Зимой 2011 года в одном из городских изданий вышла статья о том, что Белая Башня позорит вид города, поэтому ее нужно снести. Материал всколыхнул архитектурную общественность, о башне заговорили. Тогда мы устроили круглый стол, на который решили пригласить «Красный крест», в чьем ведомстве тогда была башня. У организации тогда сменился директор, новый был даже не в курсе существования здания, поэтому мы его туда свозили. На «Красный крест» стали давить, нужно было что-то решать, а тут подвернулись мы. С того момента, с 2012 года, вся остальная деятельность «Подельников» подчинилась башне.

Когда мы впервые зашли в здание после того, как нам его отдали, посмотрели на башню уже другими глазами. В 2016 мы законсервировали ее и сделали гостевой месяц — приглашали всех на экскурсии, делились результатами и планами. Над нами шутили: «Дали детям башню, чем бы дитя ни тешилось». К счастью, дети с башней справились — весной 2018 года мы официально закончили консервацию, последним этапом стала работа с документами.

Сейчас с башней все хорошо, мы устраиваем там различные проекты — проводим экскурсии, недавно участвовали в «Ночи музеев». Прошлым летом нам помогала команда Husky Tunes, которая делала внутри концерты. Правда, пока нам не хватает арт-директора. Мы думаем про воду, канализацию, электричество, но нужен кто-то, кто думал бы о выставках, вечеринках и веселье. Площадка своеобразная, и это накладывает отпечаток: мероприятия не могут быть обычными. Не уходить в коммерческую деятельность нам позволяет страница на «Патреоне».

Следующим шагом будет реставрация башни. Один только проект стоит 3,5 миллиона рублей. Его может сделать любая архитектурная мастерская с лицензией на реставрацию, но в Екатеринбурге качественных и современных реставраторов нет. Мы хотим работать с Наринэ Тюричевой и ее архитектурным бюро «Рождественка», считаем ее лучшим реставратором России. Реставрация башни — дорогой и сложный проект, для него нужно провести много исследований. Это огромная ответственность. Сейчас нам нужно найти на проект деньги и написать задание на реставрацию. Для этого мы решили провести Форум хранителей башен и подземелий, чтобы исследовать современный опыт сохранения и ревитализации таких объектов в России. Каждый раз у людей создается ощущение, что история уникальная, но на самом деле таких башен больше десятка. Форум пройдет в Екатеринбурге с 18 по 20 ноября.

Ячейка F

«Ячейка F» — первый в России музей за пределами Москвы, посвященный наследию авангарда. Музей располагается в квартире-ячейке типа F в доме Уралоблсовнархоза по Малышева, 21/1, разработанной одним из основоположников конструктивизма — архитектором Моисеем Гинзбургом. Это экспериментальная двухэтажная квартира с исключительным для своего времени планировочным решением, позволившим максимально увеличить полезную площадь жилья — на площади в 30 с небольшим квадратных метров здесь умещаются лестница и помещения разной высоты.

В конце августа Никита Сучков, отец-основатель музея конструктивизма «Ячейка F» в квартире-ячейке типа F в доме Уралоблсовнархоза, уехал работать в Москву. Заниматься музеем в дальнейшем он предложил мне. Но я понимала, что такой проект не может быть делом одного человека — это проект команды, сообщества. У нас есть много краеведов и исследователей, которые также интересуются историей повседневности и города.

Сегодня концепция ячейки не утверждена до конца. Многие о ней знают, но не находят повода приходить туда. Нам стоит подумать не о результате, а о процессе. У людей есть иллюзия, что нужно обязательно сделать из «Ячейки» музей. Но это не панацея — он не будет жить, все музеи сейчас «размузеиваются» обратно. В музеях и библиотеках проводятся вечеринки, интересные события. Объявить себя музеем недостаточно, чтобы людям было интересно: нужно привлекать их, говорить понятным и интересным языком на актуальные темы. У нас есть люфт для эксперимента. Мы попробуем сделать проект интересным, будем искать новые пути развития. Хочется, чтобы пространство объединяло сообщество людей, которым небезразлична архитектура города.

Деньги

Многих волнует, как я зарабатываю себе на жизнь. У меня есть два основных источника дохода — я вожу индивидуальные и групповые экскурсии, а также пишу статьи для изданий. Часть денег приносят гранты, но они, скорее, мотивируют, а не кормят. Иногда жить так бывает сложно — особенно после Нового года, когда никто ничего не хочет. Приходится думать, что я буду делать в следующем месяце, чтобы поесть еще через месяц. Это большой стресс. Иногда с горя думаю: пойду, устроюсь консультантом в «Икею». Но потом понимаю, что нет, не мое.

После вуза я работала в архитектурных мастерских — это давалось мне нелегко. В академии меня учили быть творческой, говорили, что я влияю на мир. «Вырастешь — сможешь воплощать свои идеи». Во время работы в мастерских у меня случился кризис: я уволилась, села дома, стала смотреть в стену. Я подумала: как здорово людям, которые умеют продавать, и пошла работать менеджером по продажам в еженедельный журнал. Он стал бойлерной, кочегаркой, которая изменила мою жизнь.

Еще на обучении поняла, что никогда больше не вернусь в офис. Продажники работают с 9 до 18 — без возможности присесть и подумать. Есть ограниченное время, когда ты должен выложиться на полную. Работаешь за проценты: сколько назвонил, набегал, столько и получил. Деньги получаешь за навыки общения. Архитекторов же учат снобизму. Им говорят: «Вам не нужно говорить с людьми, все равно вас никто не поймет». Архитекторов выпускают неспособными общаться, договариваться. В продажах учат улыбаться человеку. Работа повлияла на мою социализацию, коммуникацию. У меня было ощущение, что с меня сняли проклятье. До этого я спорила с гардеробщицами, вахтерами, цеплялась к людям. Там все изменилось. Я проработала в журнале восемь месяцев и убежала, смешно размахивая руками. Это было сложно, далеко от архитектуры и искусства, но я получила неоценимый опыт.

У меня есть представление о том, как спасти мир, что сделать в этом городе, чтобы он стал лучше. Я не нашла места, где хотела бы работать, и пришлось создавать пространство вокруг себя самой. В архитектурном институте это история о том, как менять пространство, делая его комфортным. Но путь строительства очень долгий. Проекты долго согласовывают, долго реализуют, они требуют вмешательства большого количества людей. Я не готова идти путем стройки, глобальных изменений. Мне нужно короче, быстрее, мощнее.

К счастью, мне удалось пережить момент, когда люди считали меня инфантильной из-за отсутствия «нормальной» работы. У меня есть парочка успешных проектов, которые я могу показать. Моими сооружениями являются экскурсии и путеводитель по Екатеринбургу. Мы решили убедить всех, что конструктивизм — это круто. Устроили перестройку мозга.

Молодость

Меня беспокоит проблема эйджизма — это когда человека определяют по его возрасту. Я поступила в вуз в семнадцать, на первом курсе все веселились, пьянствовали, а я была ботаником. Мне хотелось делать что-то творческое, работать. Я приходила в конторы, в художественные мастерские с серьезным лицом. Они узнавали о моем возрасте и сразу же просили уйти — меня это убивало.

Я понимаю, что есть и обратная граница — в отношении к пожилым: «Ему 50 лет, он не шарит». Есть аутоэйджизм, когда ты сам говоришь, что «слишком стар для этого». Раньше возраст был более очевиден: к примеру, взрослые носили одну прическу, а молодые другую. Сейчас границы размылись, все следуют трендам.

Промежуток между молодостью и старостью очень небольшой: ты всегда будешь слишком молод или слишком стар для чего-то. Это порождает общественное давление: учиться нормально с 18 до 21, после — работать и рожать. Многие под давлением общества сдаются. Сейчас есть некий романтизм в том, чтобы «быть не таким». Это может выражаться в чем угодно. Люди столького не делают из страха, что они или слишком молоды, или слишком стары. И пожилые, и молодые люди имеют свой опыт или его недостаток. Если бы люди были более открытыми друг к другу, было бы проще.

МАТЕРИАЛ ПОДГОТОВЛЕН ПРИ ПОДДЕРЖКЕ